05.10.10
"Перестройка в российской провинции" (доклад на конференции в Вильнюсе, 15 сентября 2010 г.)
0. Что я думаю о "перестройке"
1. Что такое Самара (Куйбышев)
2. Что происходило в городе в 1987-1991 г.
3. Провинциальная интеллигенция и перестройка
0. Что я думаю о "перестройке"
Память и оценки исторического прошлого всегда субъективны. Поэтому я считаю необходимым в самом начале моего доклада проинформировать уважаемую аудиторию о том, как я в целом отношусь к событиям 1987-1992 г.г., как я оцениваю их содержание и их итоги. Это позволит вам лучше понять меня и мое отношение к конкретным событиям, происходившим в то время в провинциальной Самаре.
По моему мнению, то, что произошло в "эпоху перестройки" (1987-1992 г.г.) в России (равно, как и в Украине, Белоруссии, Казахстане) принципиально, качественно отличается от того, что произошло в этот же период времени в странах Восточной Европы и Балтии. Европейские народы (в том числе - и литовский) освободились от навязанного им извне, навязанного прямым вооруженным насилием (или явной и неотвратимой угрозой применения такового насилия) политического режима и начали - где быстрее и успешнее, а где медленно и мучительно - двигаться в сторону построения правового, либерально-демократического общества.
В России (и подобных ей республиках бывшего СССР) произошло нечто качественно иное. Россия и не ушла вперед, к демократии и свободе, и не вернулась "назад", в сословно-феодальную монархию такого типа, что существовала в Российской империи в начале 20-го века. В России произошло ЗАВЕРШЕНИЕ того грандиозного переворота, который начался в октябре 1917 года. Перестройка Горбачева-Ельцина - это финишная точка, финальный аккорд, логическое завершение того, что фактически начали в 1917 году Ленин, Троцкий и Сталин (хотя, скорее всего, такого результата они и не ждали и не хотели).
На первом этапе, в 1917 - 1933 г.г. произошло физическое истребление (или изгнание из страны) прежней элиты, конфискация частной собственности жителей страны (граждан в СССР уже не было, были только подданные), сосредоточение всей собственности в руках тоталитарного государства. На втором этапе, с середины 30-х до начала 80-х годов ценой колоссального перенапряжения трудовых ресурсов страны эта государственная, собранная "в один кулак" собственность была многократно увеличена; одновременно с этим сформировалась новая элита в виде номенклатуры КПСС, которая присвоила себе права бесконтрольного, независимого от общества и народа, "коллективного управляющего". И, наконец, на третьем, завершающем этапе, в "эпоху перестройки" произошло то, что и должно было произойти: молодые и энергичные представители партноменклатуры разорвали на части общегосударственную собственность и превратили её наиболее "лакомые куски" в свою личную, безусловную, частную собственность.
То, что произошло в России на рубеже 80-х и 90-х годов, часто называют "номенклатурной революцией" или "криминальной революцией". Оба термина, на мой взгляд, вполне адекватно описывают реальные события. Произошли грандиозные изменения, в том числе - и в отношениях собственности, а также в политике, идеологии, общественной морали, так что термин "революция" вполне уместен. Революция была номенклатурной - в том смысле, что ее (революцию) начала высшая номенклатура КПСС, и именно представители партноменклатуры (а также обслуживающей ее государственной, производственной, пропагандистской бюрократии) воспользовались её плодами. Революция эта была, несомненно, криминальной, т.к. разграбление общегосударственной собственности происходило с грубейшими нарушениями как старого советского, так и нового "перестроечного" законодательства, да и сам раздел и передел государственного имущества осуществлялся подчас с применением вооруженного насилия.
Именно так вижу я события "эпохи перестройки". Из сказанного выше следует, что часто задаваемый на Западе вопрос: "А почему широкие народные массы в России не поддержали Горбачева в его благородных устремлениях?", совершенно абсурден. Было бы очень странно, если бы так называемые "массы" активно поддержали процесс, в результате которого им предстояло стать нищими люмпенами в своей собственной стране.
1. Что такое Самара (Куйбышев)
Определившись с большими, принципиальными вопросами, перейдет теперь непосредственно к теме моего доклада. Прежде всего, мне следует рассказать вам - что представлял собой город Куйбышев накануне "перестройки".
Крепость Самара у слияния рек Волги и Самары была основана 400 с лишним лет назад, и в начале 20-го века это был небольшой (по российским меркам) город с населением в 100 тыс. человек, центр одноименной Самарской губернии. Летом 1918 года тихая, провинциальная Самара на несколько месяцев стала "столицей" России - именно в нашем городе обосновался КОМУЧ (Комитет членов Учредительного собрания). Большевики, как известно, в январе 1918 г. разогнали всенародно-избранное Учредительное собрание России; группа депутатов, отказавшихся безропотно подчиниться насилию, создала некое "самопровозглашенное правительство" - КОМУЧ. С помощью чешского легиона (вооруженное формирование из военнопленных австро-венгерской армии, чехов по национальности) КОМУЧ занял Самару, приступил к формированию так называемой "народной армии" (крестьянской по составу) и даже захватил в Казани золотой запас Российской империи.
Второй раз Самара (к тому времени уже переименованная в Куйбышев, по фамилии одного из большевистских лидеров) стала "столицей" страны в октябре 1941 г. Когда немцы подошли к Москве, основные правительственные учреждения СССР и дипломатический корпус были эвакуированы в Куйбышев. В качестве "запасной столицы" Куйбышев просуществовал почти два года. В Куйбышев был эвакуирован и Исполком Коминтерна, более того, возможно (точного ответа на этот вопрос я не нашел) именно в Куйбышеве весной 1943 г. прошло последнее заседание Исполкома, на котором было оформлено решение о роспуске Коминтерна.
Если "столицей" государства Самара (Куйбышев) была очень недолго, то в неофициальном статусе "авиационно-космической столицы СССР" город оставался на протяжении нескольких десятилетий. После начала войны, осенью 1941 г. в Куйбышев были эвакуированы 2 из 4 крупнейших авиационных заводов СССР (№1 из Москвы и № 18 из Воронежа) и один из трех крупнейших авиамоторных заводов (№ 24 из Москвы). Так возник огромный авиапромышленный центр, вокруг которого выросло еще несколько крупных заводов авиационного профиля. Позднее, в 60-е годы в Куйбышеве был построен и крупнейший в Европе завод по производству алюминиевого проката - опять же, для нужд самолето- и ракетостроения. Именно в Куйбышеве была разработана и ракета-носитель, и космический аппарат, на котором облетел вокруг Земли первый космонавт Юрий Гагарин. С тех пор и по сей день все пилотируемые полеты (включая полеты международных экипажей) осуществляются на ракетах, сделанных в Куйбышеве (Самаре)
Стратегические дальние бомбардировщики Ту-95 ( Bear по классификации НАТО), которые по сей день совершают провокационные полеты у границ Канады и США, также были сделаны на куйбышевских заводах.
К этому еще надо добавить, что кроме гигантского авиационно-ракетного комплекса в городе появились два подшипниковых завода, станкозавод, крупный радиоэлектронный завод, несколько огромных предприятий сугубо военного профиля (называть которые я не стану и сегодня). Население Куйбышева достигло 1 млн. человек. Думаю, что каждый второй взрослый житель работал на заводах, в исследовательских центрах и конструкторских бюро, так или иначе связанных с военным производством. Это имело, как минимум три практических следствия: во-первых, высокий уровень образования, главным образом - технического, жителей Куйбышева, в городе были сосредоточены десятки тысяч инженеров, конструкторов, ученых. Во-вторых, город считался "закрытым" (т.е. в него был запрещен въезд иностранцев, включая журналистов и дипломатов, без специального разрешения); в-третьих, половина жителей города жила с подпиской о запрещении встречаться и общаться с иностранцами. В центре города возвышалась огромная мачта - антенна "глушилки", которая намертво забивала помехами "вражеские голоса" (передачи радиостанций "Свобода" и "Голос Америки").
Еще одной важной специфической особенностью Куйбышева была его многонациональность. Город Самара изначально возник на землях, населенный тюрскими и финно-угорскими народами. Позднее, в 19-м веке в Самарской губернии появились во множестве украинцы и поляки (по сей день центр Самары украшает готическое здание католического костела). Самым же главным событием в формировании населения города стала эвакуация 1941-1942 г.г., когда в город приехали сотни тысяч человек из западных регионов Советского Союза. И хотя русское (славянское) население всегда составляло абсолютное большинство жителей Куйбышева, огромное число смешанных браков, совместное проживание и совместная работа представителей самых разных народов оказались достаточно надежной "прививкой" от националистического экстремизма. Того, что началось в конце 80-х годов в Москве (стремительный рост русских националистических организаций) в Куйбышеве не было вовсе.
К середине 80-х годов практическая, бытовая сторона жизни обитателей этого города высоких технологий была следующей. В государственных магазинах мясо отсутствовало полностью. Вообще. Были даже ликвидированы за ненадобностью соответствующие отделы в продовольственных магазинах. Сосиски и сардельки продавались в день выборов, а также на предприятиях, через профсоюзные организации к праздникам (1 мая, 7 ноября, к Новому году). Масло, которое называлось "сливочным", продавалось по талонам, по 200 гр на человека в месяц; оно было ужасного качества и крошилось, как мел. Сыра не было вовсе, за гречневой крупой, лимонами, нормальным чаем (индийским или цейлонским) ездили в Москву, консервированный зеленый горошек (венгерского или болгарского производства) считался деликатесом, растворимый кофе был совершенно экзотическим продуктом, о котором ходили смутные легенды.
В аптеках города не было 95% тех лекарств, которые есть сегодня в любом аптечном киоске. О существовании одноразовых средств женской гигиены и одноразовых "Памперсов" вообще никто не знал и не догадывался, что такое бывает. Туалетная бумага была невероятной редкостью (ее заменяла газета "Правда"). Большой удачей была покупка ваты (при отсутствии упомянутых выше одноразовых средств гигиены на вату был особый спрос). Я еще помню, как отсутствие ваты объясняли… войной во Вьетнаме, куда, якобы, вся вата и ушла. В 1975 г. война закончилась победой коммунистического Вьетнама, но вата в Куйбышеве так и не появилась. После этого был запущен слух о том, что весь хлопок советского Узбекистана уходит на производство… топлива для ракетных двигателей! Удивительно, но этому верили даже многие жители Куйбышева, где, казалось бы, про ракеты и ракетное топливо должны были знать не понаслышке.
Главное, что в огромной степени могло бы считаться компенсацией всего этого убожества, т.е. раздача населению бесплатных государственных квартир (вполне реальная и массовая в 60-70 г.г.), практически прекратилась (хотя теоретически "очередь за жильем" существовала до самого конца СССР). По крайней мере, из всех моих сокурсников, с которыми я в 1981 г. закончил учебу на факультете самолетостроения Куйбышевского авиационного института, бесплатную государственную квартиру, насколько мне известно, получили только два человека - оба после института пошли "служить в комсомол" и дослужились до уровня чиновников Обкома ВЛКСМ. До остальных "очередь на жилье" так никогда и не дошла.
К чему я все это рассказываю? К тому, что упомянутое мною в самом начале стремление номенклатуры разделить между собой государственную собственность было важнейшей, но не единственной (!!!) причиной появления Горбачева и "перестройки". Не менее значимой была и вторая причина - существовавшая в СССР модель экономики уже не справлялась с поддержанием того, весьма скромного, уровня материального благосостояния населения, который был достигнут в 60-е годы и психологически воспринимался людьми как необходимый. Дальнейшую гонку вооружений с США советская экономика выдержать не могла; точнее говоря, могла, но для этого надо было перевести население на уровень жизни заключенных ГУЛАГа - пойти на это номенклатура боялась.
Что же им оставалось делать? Перейти к модели "мобилизационной экономики" 30-40 г.г. номенклатура боялась - без массовых репрессий осуществить такое было невозможно, а репрессии, не подкрепленные мессианской идеей построения чего-то замечательного (например, коммунизма), могли погубить саму номенклатуру. Признать свое поражение в "холодной войне" и выйти из разорительной гонки вооружений? На чем же после этого могли быть основаны претензии руководства КПСС на политическое лидерство? Опять же, только на репрессиях, но, как известно, "на штыках можно придти к власти, но нельзя годами сидеть на штыках". Идеальным выходом из положения оказалась "перестройка, демократизация и гласность", т.е. отказ от старой коммунистической идеологии. Только выкинув на помойку коммунистические догмы, Горбачев и Ко смогли представить сокрушительное поражение СССР в "холодной войне" как победу "нового мышления" и "общечеловеческих ценностей".
Легко сказать: "отказаться от коммунистической идеологии". Предстояла огромная работа с населением, мозги которого надо было вывернуть наизнанку. Эту огромную работу для номенклатуры и за номенклатуру выполнило (причем совершенно бесплатно!!!) демократическое движение 87-90 годов.
2. Что происходило в городе в 1987-1991 г.
В Куйбышеве первые всплески несанкционированной властями общественной активности начались на рубеже 87-88 годов, т.е. с "запаздыванием" примерно на год-полтора по отношению к Москве или Ленинграду. Первой "ласточкой перемен" стало появление "Клуба любителей истории отечества" (в русском языке первые буквы этих четырех слов складываются в аббревиатуру "Клио" - по имени богини истории). Клуб был создан в 1987 году, и первым делом обратился к истории переименования Самары в Куйбышев. В декабре 1987 г. в городской газете "Волжская Заря" было опубликовано обращение, подписанное более, чем 600 фамилий, с предложением вернуть городу его историческое название - Самара. Разумеется, в общественной обстановке советской провинции такое предложение (отказаться от имени славного революционера, соратника Ленина и Сталина) смотрелось, как вызов и "перчатка, брошенная в лицо власти". Нарушая хронологию изложения, отмечу, что продолжавшаяся три года кампания (сбор подписей, публичные дискуссии, статьи в местной прессе) завершились возвращением городу его исторического названия. Это произошло 25 января 1991 г., т.е. еще при власти КПСС, до августа 91-го…
В февраля 1988 г. "Клио" организовало в здании областной библиотеки диспут, на котором предлагалось обсудить литературную новинку того момента - пьесу Шатрова "Дальше…Дальше… Дальше!" (про хорошего и доброго Ленина, благородные замыслы которого испортили плохие соратники). Это, абсолютно безобидное, вполне "вегетарианское" - по меркам демократической страны - мероприятие превратилось фактически в бурный митинг с участием сотен человек.
18 мая 1988 года в помещении лекционного зала Института культуры состоялся доклад на тему "Почему бюрократия начала перестройку?" (докладчиком выступал ваш покорный слуга). Обсуждение столь скандальной темы собрало несколько сотен человек и проходило весьма бурно. Сразу же после завершения диспута толпа разгоряченных интеллигентов собралась на скамейках в городском сквере и там же учредила общественно-политический клуб "Перспектива".
Тогда же, в апреле-мае 1988 г. появились первые клубы "зеленых" (экологов). На авиационном заводе (и это вызвало особое беспокойство властей) возникла некая "инициативная группа содействия перестройке". В конце мая "зеленые" провели первый (думаю, что первый с 1918 года) несанкционированный властями митинг на центральной площади города. Народу на митинге было немного (несколько десятков человек), власти никак на него не отреагировали, и удивленные собственной смелостью (и безнаказанностью!) участники благополучно разошлись по домам.
После этого произошло событие, которое не перестает удивлять меня по сей день.
Весной 1988 г. в нескольких областных центрах России под давлением общественности (формулировка, которую еще год назад невозможно было себе представить) произошла смена первых секретарей обкомов КПСС - фактических "хозяев области". Пример, как известно, бывает заразительным. И мы - клуб "Перспектива", "инициативная группа авиазавода", несколько "независимых" (выражаясь языком сегодняшнего дня) активистов решили устроить в Куйбышеве нечто подобное. Что касается меня лично, то первый секретарь Куйбышевского обкома товарищ Муравьев меня нисколько не интересовал; я думал тогда (и думаю также сегодня), что он был не лучше и не хуже любого другого партийного чиновника высокого ранга. Задачу митинга я и мои товарищи по "Перспективе" видели лишь в том, чтобы создать прецедент - прецедент несанкционированного властями митинга с резким, конфронтационным лозунгом. Да, я понимаю, что по меркам Европы 2010 года такой "протест ради протеста" выглядит смешно и нелепо, но я прошу не забывать, что мы-то жили не в Европе, и на календаре был 1988 год, и "берлинская стена" стояла еще вполне крепко…
Мы изготовили 30 плакатов с объявлением о митинге под лозунгом "Перестройке - ДА, Муравьеву - НЕТ" (скажу честно, я и сейчас чувствую некоторую неловкость, когда произношу этот примитивный демагогический лозунг) и расклеили их по городу. "Инициативная группа авиазавода" провела некоторую устную агитацию, благо завод был огромным - там работало порядка 30 тыс. человек. Мы рассчитывали на то, что в лучшем случае - если власти не окажут активного сопротивления (т.е., проще говоря, не арестуют организаторов) - на площадь придет 1-2 тыс. человек. В лучшем случае.
В последнюю ночь перед митингом я и мои товарищи не ночевали дома (и правильно сделали - милиция пришла домой и ко мне, к другим активистам, но вела себя весьма нерешительно и на удивление сдержанно!). Когда мы еще только подходили к площади, то в глаза бросились трамваи, которые ехали в центр города - они были переполнены людьми, которые "гроздьями" висели на подножках. Вся площадь (она и по сей день называется "площадь Куйбышева") была заполнена народом, там собралось не менее 30 тыс. человек - т.е. по одной тысяче на каждое рукописное объявление о митинге! Народ был так возбужден, что никто никого не слышал; к счастью, толпа проявила удивительную способность к самоорганизации, и все обошлось без давки и без пострадавших.
На следующий день весь город только о митинге и говорил. Власть растерялась и сделала явную ошибку - санкционировала проведение ровно через месяц нового митинга, на котором товарищ Муравьев должен был вступить в публичную полемику со своими критиками. На этот раз собралось не менее 40 тыс. человек - больших по числу участников митингов не было в провинциальной России за все время "перестройки"! Подготовленных обкомом КПСС ораторов освистали и осмеяли. Через несколько дней после второго митинга Муравьев ушел в отставку.
Я и сейчас не понимаю - что это было? По здравой логике крохотная группа никому в городе не известных активистов не могла собрать 30 тыс. человек для участия в несанкционированном митинге - да еще и в СССР, после опыта 70 лет коммунистического режима. Возможны две версии случившегося. Первая: в народе накопилось неосознанное недовольство, которое готово было вырваться наружу при первой же возможности, а мы, фактически случайно, нашли идеально соответствующий ситуации лозунг. Придя на митинг под лозунгом "Перестройке - ДА", советский человек не чувствовал себя политическим преступником (пресловутая "перестройка" была официально объявленным "курсом партии"); с другой стороны, недовольство властью в России всегда персонифицируется, и вторая часть лозунга: "Муравьеву - НЕТ" вполне отвечала настроениям толпы. Это первое из возможных объяснений, и я в него не верю.
Гораздо более правдоподобным мне кажется другая версия: нас просто "использовали в темную". В обкоме КПСС, разумеется, были люди, недовольные Муравьевым и желающие занять места, которые должны были освободиться после изгнания Муравьева и его "команды". Эти люди, высокопоставленные партийные чиновники, не могли не иметь "своих людей" в местном Управлении КГБ и МВД. Дальше все просто. Получив оперативную информацию о том, что "активисты" готовят митинг против Муравьева, они обеспечили нам "карт-бланш", т.е. заблокировали репрессивную активность в отношении организаторов митинга, и через свою многочисленную агентуру (а в "закрытом городе" военные предприятия были просто нашпигованы секретными сотрудниками и осведомителями КГБ) обеспечили явку десятков тысяч людей.
Как бы то ни было, но после "анти-муравьевских" митингов процесс политизации общественной жизни пошел по нарастающей. Один за другим стали происходить события, заслуживающие определения: "первый", "впервые"… Первые публикации в городских и областных газетах, первый "прямой эфир" с активистами общественно-политических клубов на телевидении, первый "Гайд-парк" (он у нас возник в Центрально городском парке, где на большой поляне стали регулярно собираться люди для политических дискуссий), первая прото-партийная структура (Клуб социал-демократов). Главной трибуной демократического движения стала тогда областная молодежная газета "Волжский комсомолец" (ее тогдашний главный редактор Дмитрий Муратов ныне руководит "Новой газетой" - это, наверное, последняя уцелевшая в России оппозиционная "бумажная" газета). Мне тогда удалось опубликовать в "Волжском комсомольце" несколько больших статей на исторические темы: Пакт Молотова-Риббентропа, раздел Польши в сентябре 1939 г. и.т.п.
Замечу, что одна из статей имела такое название: "Как это было. Заметки о некоторых обстоятельствах вхождения Литвы в СССР". Некоторые "обстоятельства" - т.е. Секретный протокол к Пакту Молотова-Риббентропа и советский ультиматум от 16 июня 1940 г. - стали мне известны из знаменитого сборника документов Nazi-Soviet Relations, переведенного Юрием Фельштинским и изданном в Вильнюсе, в издательстве Mokslas. Эту книжку в мягкой обложке я храню по сей день. Газетная вырезка со статьей у меня тоже сохранилась. Заканчивалась статья такими словами: "За десять лет - с 1940 по 1950 г. число литовцев в Литве сократилось на одну треть. Представляется справедливым, чтобы эти убытки также были приняты во внимание при определении размера взаимных претензий на предстоящих переговорах между Литвой и СССР".
Между Литвой и СССР. Очень интересная для понимания тогдашних настроений фраза - даже такие "экстремисты", как я, представляли себе дальнейшее развитие демократической революции при сохранении СССР, от которого, конечно же, отделятся Прибалтика, Грузия, Армения, но центральное "ядро" страны (Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан) сохранится, как обновленное конфедеративное государство…
Осенью 1988 г. был образован (на базе "Перспективы" и ряда других групп активистов) т.н. "Оргкомитет Народного фронта" - название было явно навеяно новостями, приходившими из Прибалтики. Ко дню Советской Конституции (он отмечался 7 октября) был запланирован митинг. На этот раз власти отреагировали жестко: организаторов митинга арестовали и посадили на 10 суток, собравшихся на митинг горожан разогнала милиция. Так новый Первый секретарь обкома КПСС решил объяснить, что он не хочет повторять судьбу Муравьева. Однако затем власть чего-то испугалась. Не берусь объяснить точно - чего именно. Как мне кажется, их особенно беспокоила деятельность "инициативной группы авиазавода". КПСС, как известно, называла себя "партией рабочего класса". Разгонять и сажать интеллигентов ей (партии) было привычно, но вот призрак забастовки рабочих на военном заводе вызывал у них иррациональный панический страх.
В результате Обком КПСС пошел на попятную и даже дал согласие на публикация нашего программного документа под названием "Манифест Народного фронта" в городской газете "Волжская Заря" (4 ноября 1988 г.) Насколько мне известно, до свержения власти КПСС это был первый и единственный случай публикации программных документов демократического движения в официальной прессе российской провинции.
Казалось бы, события шли по нарастающей, и, судя по тому, что произошло в Куйбышеве в богатом событиями 1988 году, призрак демократической революции в России начинал обретать плоть. Увы, это была лишь иллюзия.
Первый тревожный "звонок" прозвучал во время предвыборной кампании в начале 1989 г. В соответствии с Законом о выборах, принятым 1 декабря 1988 г., стало возможным выдвижение независимого кандидата через собрание избирателей по месту жительства. Правда, Горбачев не забыл "подстраховаться", и выдвинутый собранием кандидат мог быть заблокирован так называемым "окружным предвыборным собранием", механизм созыва и проведения которого был полностью (тем более - в провинции) в руках номенклатуры. Так вот, 500 человек, необходимых для выдвижения кандидата собранием избирателей по месту жительства, мы не смогли собрать. Для меня это был шок. Я никак не мог понять, как такое возможно: если в июне 88-го на наш призыв откликнулось 30 тысяч человек, то почему на вполне легальное, разрешенное властями мероприятие, в теплый и комфортабельный зал Дома культуры мы не смогли собрать 500 человек? Вот тогда-то у меня и появились первые сомнения по поводу того, кто же, на самом деле, собрал на площади 30 тыс. человек. Мы или КГБ?
Потребовалось еще полгода для того, чтобы понять: "первый крик новорожденного" оказался, увы, последним. Далее я просто процитирую свой собственный текст - несколько фрагментов из статьи, написанной мной в мае 1989 года:
"Сейчас, весной 89-го года мы имеем два десятка городов России, в каждом из которых сидит крохотная группка "демократов". Суммарная численность всех российских "фронтовиков" соответствует численности изрядно потрепанного в боях стрелкового батальона. В нескольких крупных городах эти группы пользуются некоторым влиянием и известностью, проводят какие-то диспуты, лекции, митинги и могут реально говорить о наличии двух-трех тысяч сочувствующих. И это практически все. Массового движения создать не удалось… То, что весной 88-го мы приняли за НАЧАЛО, оказалось лишь очередным, чисто российским стихийным бунтом "против корыстных воевод". Вспыхнув, огонек массового движения тут же и погас.
И это не случайно. История показывает, что движение типа Народного Фронта не может сложиться вокруг борьбы за ремонт крыши у Иванова, восстановления на работе Петрова или изгнания секретаря-жулика Сидорова. Действительно массовый Народный Фронт может возникнуть лишь вокруг лозунга общенациональной значимости: "Нет войне!", "Долой диктатуру!" и.т.п.
Войны у нас, слава Богу, нет. Лозунги национального возрождения (обусловившие жизнеспособность прибалтийских "фронтов") не работают в РСФСР с ее многонациональным и ассимилированным населением. Завоевание же демократии, как способ решения проблем своей семьи, своего трудового коллектива, обеспечения будущего своих детей, представляется большинству советских людей чистейшим интеллигентским бредом. "Нам бы талоны на мыло отоварить, а не вашей политикой заниматься" - так говорит и так думает большинство..."
3. Кто участвовал в движении. Провинциальная интеллигенция и "перестройка"
Известен такой исторический анекдот. Комендант Петропавловской крепости не встретил императора Николая I положенным по церемониалу артиллерийским залпом. Разгневанный император потребовал объяснений.
"Помилуйте, Ваше Величество - залепетал перепуганный комендант - я безо всякого злого умысла… Во-первых, у нас кончился порох, во-вторых…"
"Довольно - перебил его Николай - после такого "во-первых" не надобно уже и "во-вторых"...
Разумеется, никакие действия крохотных групп демократически настроенных активистов не могли изменить то соотношение социальных и политических сил, которое сложилось в стране к концу 80-х годов. Партийная номенклатура контролировала все силовые структуры, всю экономику, весь огромный механизм массового оболванивания населения (радио, ТВ, газеты, кинематограф). После констатации этого факта удивляться тому, что "перестройка" совершилась в интересах номенклатуры, искать какие-то сложные и таинственные механизмы, обусловившие ее победу, не приходится. "После такого "во-первых" не надобно уже и "во-вторых".
Может быть - утверждать это категорически я не берусь - итог "перестройки" оказался бы иным, если бы номенклатура задержалась еще на 5-7 лет с ее началом. Экономика "развитого социализма" трещала по всем швам, и лет через 5-7 обнищание основной массы населения могло выйти за рамки терпимого. И вот тогда номенклатуре пришлось бы иметь дело не с кучкой дискутирующих интеллигентов, а с разъяренной голодной толпой… Помню, в середине 80-х появилась частушка, в которой говорилось про ожидаемый рост цены на водку. Заканчивалась же она отнюдь не традиционно: "Если будет больше - сделаем как в Польше". Впрочем, история не знает слов "если бы", и Горбачев с Ельциным появились очень своевременно.
Победить мы не могли. И не для поиска причин поражения демократического движения, а лишь в целях изучения исторического опыта, я предлагаю рассмотреть вопрос о том, кто же были эти "МЫ"? Кто участвовал в движении? Кто и - что самое интересное - почему остался от него в стороне?
Проще всего ответить на вопрос о численности. Совокупно во всех группах политических активистов в Куйбышеве было не более 100-150 человек. Поверьте, это максимально возможная оценка. В проводимых активистами мероприятиях (митинги, пикеты, демонстрации, публичные диспуты, сборы подписей, распространение "самиздата") участвовало, самое большее, 500-1000 человек. И это - на весь миллионный город. Был, правда, август 1991 года. Вечером 20 августа на митинг протеста против ГКЧП собралось, по моей оценке, порядка 5-7 тыс. человек. Учитывая, что в стране действовал режим Чрезвычайного положения, это совсем не мало. Я бы даже сказал - "много". Но август 91 - это уже другая (по отношению к 88-89 г.г.) эпоха. К августу 91 г. появились уже не отдельные индивидуумы, а социальные группы, которым было что терять, и которые реально надеялись что-то получить (и это "что-то" не всегда было связано с такими категориями, как "демократия", "законность", "честная конкуренция")
Так обстояло дело с количеством. Теперь обратимся к оценке "качества", т.е. социального статуса активистов демократического движения в Самаре. У меня в руках "Декларация Народного фронта" (та самая, которую удалось опубликовать 4 ноября 1988 г.). Она подписана Оргкомитетом следующего состава: рабочий, инженер, рабочий, рабочий, врач, инженер, инженер, рабочий, рабочий, командир отделения пожарников. Тут, правда, надо уточнить, что среди упомянутых выше "рабочих" был выпускник физического факультета Куйбышевского университета, работавший дворником, и ваш покорный слуга, работавший на тот момент кочегаром в угольной кочегарке.
Этот перечень достаточно показателен для всей совокупности активистов демократического движения 88-89 г.г. в Куйбышеве: рабочие, рядовые заводские инженеры, учителя, врачи, библиотекари. Пролетарии физического или умственного труда. Социальный статус - ниже не бывает. Нет ни одного представителя университетской профессуры, ни одного известного в городе "деятеля культуры и искусства", ни одного журналиста или редактора газеты, актера или писателя. И уж тем более - ни одного представителя государственного, профсоюзного, комсомольского или партийного аппарата - даже самого низового звена. Другими словами, в движение пришли те, кому терять (с точки зрения профессиональной карьеры и социального статуса) было практически нечего.
С "опозданием" на два года, в августе 1990 г. появилась в Куйбышеве и очень левая рабочая организация с характерным для подобных организаций названием "Партия диктатуры пролетариата - марксистская рабочая партия". Эта "партия" - фактически, полу-подпольная группа из 20-30 человек - появилась позже всех и просуществовала дольше всех, до 1993 года. В 92-93 г.г. они были достаточно активны, проводили митинги и пикеты под лозунгом "Все начальники - сволочи". Организатором и идеологом "Партии диктатуры пролетариата" был один из очень немногих куйбышевских "отсидентов" (диссидентов, получивших в советскую эпоху полноценный лагерный срок), высокообразованный интеллигент с непреклонно-марксистскими взглядами. Свои 7 лет заключения он получил за "антисоветскую агитацию" (ст. 70 УК РСФСР); агитация заключалась в распространении машинописного текста, в котором существующий в СССР строй критиковался "слева", за его несоответствие учению Маркса-Ленина.
Возвращаясь в Куйбышев конца 80-х годов, особо отмечу совершенное отсутствие того, что на языке ушедшей эпохи называлось "раскол в партии" (в КПСС). Нет, рядовые коммунисты в наших рядах были, и их было не менее четверти от общего числа активистов. Я имею в виду отсутствие какой либо организованной оппозиции внутри партийных структур. Лишь в конце 89 г. появился в Куйбышеве т.н. "партклуб", члены которого (30-40 человек) приняли участие в формировании всесоюзной "Демократической платформы в КПСС". Как известно, структура эта оказалась мертворожденной; что же касается наших, куйбышевских "демократических коммунистов", то руководителей "партклуба" очень быстро - уже в апреле/мае 1990 г. - исключили из партии. Были, разумеется, организованы и выступления "возмущенных деятельностью раскольников ветеранов партии". Одна заслуженная коммунистка даже прислала в редакцию "Волжского комсомольца" целое стихотворение, посвященное организатору "партклуба" (а до этого, в 1987 году - организатору "Клио") Александру Завальному. Увы, в переводе это сочинение потеряет большую часть своей прелести, но все же три четверостишья я вам должен зачитать:
"Ну а кто такой Завальный?
Надо б "органам" смотреть -
Кто, откуда появился
С той пиратской силой зверь
Замахнулся он в карманы
Нашей партии залезть
Ну а кто давал им право
Наши деньги перечесть?
30 лет плачу я взносы
Не тебе, Завальный злой,
А на штаты аппарата
Нашей партии родной!"
Теперь переходим к самому сложному вопросу - почему "статусная интеллигенция" в российской провинции (Куйбышев в данном вопросе был лишь одним из многих) не приняла участия в демократическом движении 88-90 годов? Почему десятки тысяч высокообразованных людей отсиживались у себя на кухнях? Вопрос этот достаточно сложен и заслуживает подробного обсуждения. Учитывая ограниченные рамки моего доклада, в самом сжатом и неизбежно упрощенном виде, могу отметить следующее.
Первое и самое главное - это была не интеллигенция (в том значении этого слова, которое сформировалось в России на рубеже 19-20 веков), а "советская интеллигенция". Глубоко советская. "Образованщина", как назвал ее Александр Солженицын. Т.н. "советский интеллигент-гуманитарий", да и еще и в провинции - это малограмотный сын колхозного пастуха, который приехал в город в надежде вырваться из нищеты и убожества советской деревни. На исторический факультет юношей принимали с большой охотой - в советских школах остро не хватало учителей-мужчин, педагогические коллективы, включая часто и директоров школ, были поголовно женскими.
Учеба происходило в том стиле, который блестяще описан Мольером в пьесе "Мещанин во дворянстве". Научившись "говорить прозой", т.е. вызубрив наизусть учебник Истории КПСС, этот повзрослевший юноша превращал набор бессмысленных штампов коммунистической пропаганды в кандидатскую диссертацию на тему вроде "Ленинские методы руководства комсомолом в работе партийной организации швейной фабрики № 17 в годы 9-й пятилетки". Затем, лет через десять, писалась докторская диссертация на тему "Ленинские методы руководства комсомолом в работе партийной организации швейной фабрики № 17 в годы 10-й пятилетки", и советская "историческая наука" пополнялась новым маститым ученым.
Степень невежества советских "гуманитариев" трудно описать, а еще труднее вам будет в это поверить. Разрыв культурной традиции, разрыв "связи времен" был глубочайшим, с достижениями общественной мысли 19-го и 20-го веков, включая труды русских мыслителей начала 20-го века и русской эмиграции середины века, "советские интеллигенты" не только не были знакомы - они даже не догадывались об их существовании. Марксистские догмы, причем в их худшей, сталинской модификации, стали единственной "духовной пищей". Чтобы не быть совсем уж голословным, позвольте зачитать вам один текст. Это одно из многих "писем коммунистов", которые в рамках борьбы с "идеологической диверсией" публиковали летом 1988 г. куйбышевские газеты:
"О несостоятельности требования "свободы печати" свидетельствует сама реальность. Если газеты будут предоставлять свои страницы лидерам так называемых "неформальных организаций", которые подогревают тотальный критицизм, то это может нанести вред нашему общему делу - совершенствованию социалистического строя. Может ли быть печать внеклассовой, непартийной? Ответ один, ленинский - нет! В нашем обществе нет антагонистических классов, поэтому и нет необходимости в существовании изданий, представляющих интересы каких-либо группировок. Тот, кто требует свободы печати, лишь изображает себя сторонником перестройки, а фактически наносит ей вред".
Под этим угрюмым рептильным бредом стоит подпись: профессор, ректор Куйбышевского института культуры. Института культуры!
Разумеется, не все советские "образованцы" были отравлены коммунистической пропагандой до такой степени, многие из них к 80-м годам не верили уже ни во что, но тут возникал другой, гораздо более мощный фактор, определявший их неучастие в демократическом движении - страх. Провинциальные писатели и поэты, режиссеры и редакторы, актеры и композиторы не могли не понимать, что "писателями" и "режиссерами" они стали не по воле читателей и зрителей, а по решению соответствующего партийного комитета. Партия назначила их в "деятели культуры" - она же могла в любой момент выкинуть их на социальное дно; желающие занять их "теплые места" ежеминутно дышали им в затылок. При такой степени зависимости от малейшего каприза власть имущих "советский интеллигент", да еще и в провинции, да еще и в "закрытом городе", боялся даже помыслить о каком-то участии в оппозиционной деятельности.
Несколько сложнее понять и объяснить неучастие в демократическом движении основной массы научно-технических специалистов - еще раз напомню, что в Куйбышеве, крупнейшем центре авиационно-космической промышленности, их численность измерялась десятками тысяч человек. Усомниться в их высоком интеллектуальном потенциале не приходится - ракеты и самолеты летали, авиамоторы исправно работали, и многие разработки куйбышевских инженеров 60-70 г.г. летают по небу и в безднах космоса по сей день.
Однако, как говорил Козьма Прутков, "всякий специалист подобен флюсу - его полнота односторонняя". Высокий (иногда даже высочайший) уровень инженерной квалификации вполне может сочетаться с отсутствием интереса к гуманитарному знанию и общественной жизни, такое явление наблюдается и во вполне благополучных странах демократического Запада. В Советском Союзе этот парадокс был выражен несравненно более ярко. Тому было много причин:
- низкий (если не сказать - нулевой) уровень гуманитарного образования в технических ВУЗах (ну, если не считать "гуманитарным образованием" курс "научного коммунизма", который обязательно присутствовал в учебной программе)
- практическое незнание иностранных языков, да и к чему было бы это знание человеку, который уже на студенческой скамье давал подписку о "необщении с иностранцами"?
- жизнь в "закрытых городах", работа в секретных лабораториях, нашпигованных осведомителями КГБ, не способствовала раздумьям и дискуссиям на общественно-политические темы
Последней в ряду причин я назову самую главную - ум. Дураку трудно стать авиаконструктором, а умный человек в условиях СССР отлично понимал: "меньше знаешь - крепче спишь". Интерес к политическим размышлениям не создавал в жизни советского человека ничего, кроме проблем - иногда смертельных. А для образа мышления и действия инженера вполне естественно стремиться к минимизации рисков и снижению бессмысленных энергозатрат. Именно этим - снижением личных рисков, а не общественной активностью - и были озабочены в эпоху "перестройки" технические специалисты, как у нас в Куйбышеве, так и во всех прочих военно-промышленных центрах. А риски были нешуточными: если библиотекаря или учителя за участие в демократическом движении могли просто уволить с его низкооплачиваемой работы, то на конструктора военного завода можно было с легкостью сфабриковать дело о "шпионаже" - теоретически, наказанием по этой статье УК мог быть и расстрел…
Впрочем, не стану без должных оснований драматизировать ситуацию. Насколько мне известно - никого не расстреляли, да и никто о расстреле не думал. Важнее другое: в "золотые" для советских людей 60-е годы сложилось некое "социально-психологическое пространство", в котором технические специалисты чувствовали себя достаточно комфортно: интересная творческая работа, высокий престиж в обществе (сегодня в это трудно поверить, но про физиков-ядерщиков, конструкторов-ракетчиков писали романы и снимали фильмы), приемлемый - по меркам советского человека - уровень материальной обеспеченности и даже, как это не покажется странно, некоторая, допускаемая властями, интеллектуальная свобода.
Парадоксально, но факт - именно в среде технической интеллигенции власти допускали существование литературных кружков, клубов самодеятельной песни, самодеятельных театров и пр. Видимо, даже партийное начальство понимало, что людям творческих профессий нужна не только материальная, но и духовная "пища", а в их успешном творчестве, т.е. создании колоссальных гор наиновейшего оружия, власть была кровно заинтересована. Этот уютный и замкнутый мирок, в котором жили советские инженеры, к началу 80-х годов уже трещал по всем швам и по всем направлениям. Трещал - но еще не сломался. Готов еще раз повторить - номенклатура начала "перестройку" ОЧЕНЬ своевременно.
Повторю и то, о чем уже говорил выше - о высоченной антенне "глушилки", которая возвышалась в центре Куйбышева, о подписках о "невыезде, неразглашении, необщении", о полном разрыве культурной, социальной традиции. Советский инженер мог спроектировать космический аппарат, способный совершить мягкую посадку на обратной стороне Луны, но о том, как живет во второй половине 20-го века цивилизованная часть человечества, он знал гораздо меньше, чем про жизнь на Марсе. В этом смысле ситуация в российской провинции радикально отличалась от той, что сложилась в Прибалтике: в Таллинне, например, жили люди, которые лично помнили жизнь в "буржуазной Эстонии" и без особых проблем могли ежедневно слушать передачи финского радио и ТВ.
В России же коммунистическая пропаганда с утра и до ночи, с детского сада до клуба пенсионеров запугивала советского человека "ужасами буржуазной эксплуатации". Народ, вроде бы, и не очень-то в это верил (если говорить про эпоху 70-80 г.г.), но и разрушать привычный ему с детства "социалистический образ жизни" тоже боялся. Люди, включая основную массу т.н. "интеллигенции", не понимали, что альтернативой победе демократической революции будет вовсе не сохранение старого и привычного образа жизни, а тотальное разрушение и разграбление страны в интересах номенклатуры. А когда поняли - было уже слишком поздно.
