27.09.08
Марк Солонин. Заметки на полях рецензии А.А. Киличенкова
"Киличенков Алексей Алексеевич – канд. ист. наук, доцент кафедры отечественной истории новейшего времени Историко-архивного института РГГУ. Доцент А.А. Киличенков ведет спецкурс по теме «Танковые войска СССР и Германии в 1941 - 1945 гг.: ментальный аспект военно-технического противоборства». В ходе спецкурса студенты изучают один из методов исследования путем сопоставления тактико-технических и эксплуатационных данных советской и германской танковой техники на основе анализа научно-технических и фотодокументов. Проведенный анализ позволяет сделать выводы о «ментальной модели» танка как технической конструкции, воплощающей замысел".
Я опять же шучу и не ерничаю. Именно так все и написано: студенты гуманитарного университета под водительством кандидата исторических наук "сопоставляют тактико-технические и эксплуатационные данные танков на основе анализа научно-технических документов". Интересно, чему нынче в первопрестольной столице учат будущих инженеров: тачать сапоги или печь пироги? Вывод о том, что танк есть "техническая конструкция, воплощающая замысел" представляется мне верным, но уж слишком незамысловатым. Впрочем, статьи самого специалиста по "ментальному аспекту" написаны сугубо научным языком:
"Ментальный аспект танка представляется как иерархически выстроенная совокупность сущностных характеристик и их структурная динамика под воздействием изменяющихся условий в рамках модели «вызов-ответ»...
Есть у доцента Киличенкова и ученики, молодые, но уже хорошо известные в узких кругах историки. Так, своим "научным руководителем" назвал Киличенкова Александр Дюков. Причем в весьма примечательном контексте - в своем ЖЖ А.Дюков отметил рецензию Киличенкова такими словами: "Алексей Алексеевич от всей души потоптался по Солонину". Боюсь показаться старомодным, но странной и дикой кажется мне фраза "от всей души потоптался по человеку" в устах выпускника Гуманитарного Университета. Вроде бы слово "гуманизм" обозначало в старину что-то другое…
"Зачем историк берется за перо? Зачем публикует свой труд?" Да, и в самом деле - зачем? Зачем г-н Киличенков взялся за перо, зачем опубликовал свою рецензию на книгу М.Солонина? Книгу он не читал. Или, в лучшем случае, бегло пролистал "по диагонали". Или поручил прочитать и пересказать "своими словами" кому-то из студентов-двоечников. Только этим могу я объяснить следующий перл:
"Основу авторской (т.е. моей - М.С.) трактовки начала Великой Отечественной войны составили следующие идеи:
1. Великая Отечественная война началась для Советского Союза не 22 июня, а раньше, в соответствие с так называемым планом "Гроза".
Это финиш. Это даже не "дважды два - пять", а "дважды два - стеариновая свечка". Историк-любитель А.Исаев (написавший, что по утверждению М.Солонина Великая Отечественная началась в годы коллективизации и раскулачивания) хотя бы "слышал звон". Хотя бы уловил краешек мысли о том, что М.Солонин разделяет советско-германскую войну - каковая, вне всякого сомнения, началась 22 июня 1941 г. - и Великую Отечественную войну; причем датировка начала ВОВ связана не с пресловутым "первым выстрелом", а с некими общественно-политическими процессами. Где "профессиональный историк" Киличенков исхитрился найти "идею" о том, что по утверждению Солонина ВОВ началась "не 22 июня, а раньше"? Да еще и "в соответствие с так называемым планом "Гроза"?
Элементарно, Ватсон. С "грозой" мне все понятно - здесь А.Киличенков легко и непринужденно спутал рецензируемую книгу с другой книгой другого автора (И.Бунич, "Операция "Гроза" или ошибка в третьем знаке"). А феноменальная "гипотеза о начале Великой Отечественной войны 17 июня" созрела в ментальном воображении г-на Киличенкова из-за того, что я имел неосторожность озаглавить первую главу первой части книги так: "Вторник, 17 июня". Это стр. 23. Дочитать книгу до конца, до стр. 490 (именно там автор дает свой ответ на вопрос о времени начала ВОВ) доцент не смог. Не осилил…
"В виду полной бессмысленности дискуссии на предлагаемой основе" - я с удовольствием воспользуюсь этой чеканной формулировкой г-на Киличенкова - вместо развернутой "рецензии на рецензию" я ограничусь лишь отдельными краткими замечаниями. Заметками на полях текста, написанного "профессиональным историком" А.Киличенковым.
"…Необходимо сразу сказать, что читателю, настроившемуся на встречу с серьезным научным трудом, лучше отложить книгу М.С. Солонина, ибо его ждет встреча с сенсацией…"
Странная логика. На чем основано это противопоставление? Разве результатом серьезного научного исследования не может быть неожиданный, сенсационный вывод?
"…Точнее, претензией на сенсацию. Об этом прямо сказано в аннотации: "сенсационная и скандальная книга Марка Солонина"… Нельзя не отдать должное и автору, и издательству. Книга начинается почти с детективной интриги: автор напрочь отметает даже намеки на сенсацию. Более того, прямо заявляет: "Сенсаций не будет".
Тогда в чем смысл претензий к автору? Вы что рецензируете, милейший Алексей Алексеевич - книгу Солонина или работу маркетингового отдела издательства "ЭКСМО"?
"…Приходится в буквальном смысле продираться сквозь авторское многословие, сверхобильное цитирование и ничем не обоснованное загромождение текста завалами технической информации, к тому же неоднократно повторяемой без всякого видимого смысла…
Превосходство советских танков над техникой вермахта М. Солонин доказывает весьма нестандартно, вовсе не прибегая к обещанным им вначале "калибрам танковых пушек"…
Забавно. Сначала г-н Киличенков пожаловался на "ничем не оправданное загромождение текста завалами технической информации", но при этом слона, пардон, шестнадцать страниц текста (Глава "Броня крепка и танки наши быстры", стр.208 - стр. 225), густо насыщенного калибрами пушек и миллиметрами брони, не приметил.
"…Вначале автор задается вопросом: "…неужели танковую дивизию везли за тридевять земель" для усиления обороны, и "для того, чтобы разодрать ее там на мелкие группы и действовать отдельными машинами из засад"? Но это представляется ему совершенно нелогичным…"
Вынужден огорчить специалиста по истории танковых войск СССР и Германии доцента Киличенкова - такой странный способ использования танковой дивизии удивил и самого ее командира. Причем осенью 41-го свое недоумение генерал-майор В.И.Баранов сформулировал почти в тех же самых выражениях, что и историк М.Солонин 64 года спустя. Вот отрывок из отчета командира 1-й тд (ЦАМО, ф.3000, оп.1, д.1, л.44):
"Что касается использования танковой дивизии в районе Алакуртти, Кайрала, Салла - является совершенно нецелесообразным и мало эффективным в силу отсутствия возможности маневра даже для танковых подразделений. Данный район характерен озерно-болотистой местностью, большим количеством каменистых скал и большими массивами каменных валунов. Нецелесообразность использования танковой дивизии на Кандалакшском направлении тем более очевидна, что совместно действующий 42 СК с начала боевых действий вел в основном бои оборонительного характера, а следовательно возможности танковой дивизии не были использованы (подчеркнуто мной - М.С.), и основные ее силы не были применены... Использование танковой дивизии на данном направлении и подобных ему является нецелесообразным, особенно при наличии легких танков и броневиков".
А вот что написано в книге М.Солонина ("22 июня", стр. 43):
"Можно и про переброску 1-й танковой дивизии написать, что ее целью было "укрепление обороны Мурманска". Можно. Бумага все стерпит. Но зачем же держать советских генералов за полных дураков? Если они хотели перевезти танковую дивизию к Мурманску - так и везли бы, Кировская железная дорога как раз до Мурманска и доведена. Какая была нужда за 260 км до места назначения сворачивать налево и выгружать дивизию в безлюдной и бездорожной лесотундре? Да и как могла дивизия, оснащенная легкими танками БТ, укрепить оборону Советского Заполярья?… На такой "противотанковой местности" быстроходный БТ неизбежно терял свое главное качество - подвижность. А других особых достоинств за этой боевой машиной с противопульным бронированием и легкой 45-мм пушкой никогда и не числилось. Так неужели танковую дивизию везли за тридевять земель только для того, чтобы разодрать ее там на мелкие группы и "действовать отдельными машинами из засад"?
Все в том же архивном фонде 1-й тд (ЦАМО, ф.3000, оп.1, д.1, л.16) обнаруживаются вполне отчетливые следы того, что прибывшая в Алакуртти танковая дивизия готовилась к очень "активной обороне", т.е. к наступлению вглубь Финляндии. Из отчета командира понтонно-мостового батальона дивизии явствует, что после прибытия в район Алакуртти батальон приступил к сооружению трех (!) мостов через реку Тунси-Йоки (на восточном берегу этой реки и находится городок Алакуртти). Обороняющаяся сторона мосты не строит - она разрушает имеющиеся мосты и эскарпирует (делает обрывистыми и труднопреодолимыми) берега рек. Так вот, именно этим - разрушением мостов и железнодорожного полотна в полосе от приграничной станции Салла до Алакуртти - и занялся понтонно-мостовой батальон 1 июля, т.е в первый же день немецкого наступления на Кандалакшском направлении…
"…Здесь нельзя не обратить внимание на компетенцию исследователя, уверенного в том, что 203-мм гаубицу весом 17,7 т. и скорострельностью 1 выстрел/мин, которую невозможно развернуть без тягача, вполне можно поставить в засаду…"
Увы, столь тонкий юмор я не понял. Гаубицы (тем более - тяжелые 203-мм гаубицы) предназначены для ведения навесного огня с закрытых огневых позиций. Орудийный расчет не видит противника, противник не видит гаубицу. Русское слово "засада" вполне совместимо с термином "закрытая огневая позиция", хотя и не используется в подобном контексте в военной литературе. У меня это слово появилось лишь для связки с предыдущим предложением (про танковые засады). Каким образом неспособность гаубицы развернуться без тягача противоречит понятию "засада" - знает только доцент Киличенков.
"Планом нападения на Финляндию" автор считает "Записку наркома обороны СССР и начальника генштаба Красной Армии в ЦК ВКП(б) - И.В. Сталину и В.М. Молотову о соображениях по развертыванию вооруженных сил Красной Армии на случай войны с Финляндией". Любому исследователю ясно, что "Записка о…" есть лишь рабочий документ, некий проект, подлежащий обсуждению и утверждению. То есть М. Солонин строит всю свою гипотезу, ссылаясь на никем не утвержденный и никем не подписанный проект документа..."
Боже правый, как все запущено! Рассказы о том, что рассекреченные в начале 90-х годов по несчастной оплошности документы:
- Докладная записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии "Об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке", б/н, не позднее 16 августа 1940 г.;
- Документ с аналогичным названием, но уже с номером (№103202) и точной датой подписания (18 сентября 1940 г.);
- Докладная записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии № 103203 "Соображения по развертыванию Вооруженных сил Красной Армии на случай войны с Финляндией" от 18 сентября 1940 г.;
- Докладная записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии № 103313 (документ начинается словами "Докладываю на Ваше утверждение основные выводы из Ваших указаний, данных 5 октября 1940 г. при рассмотрении планов стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на 1941 год", в связи с чем его обычно именуют "уточненный октябрьский план стратегического развертывания");
- Директива наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии командующему войсками Западного ОВО на разработку плана оперативного развертывания войск округа, б/н, апрель 1941 г.;
- Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками, б/н, не ранее 15 мая 1941 г.
Любому исследователю, знакомому с советским военным планированием хотя бы в объеме журнальной статьи, должно быть известно, что термины "записка", "соображения по плану" были стандартными формулировками разработки плана войны. Давно и безоговорочно установлено, что отсутствие подписей под теми документами (экземплярами документов), которые были РАССЕКРЕЧЕНЫ и введены в научный оборот, не является еще достаточным основанием для дезавуации этих документов. Не говоря уже о том, что репрессивно-политическая обстановка в стране напрочь исключала возможность проявления личной, несанкционированной Хозяином инициативы в вопросах планирования использования Вооруженных Сил СССР, на планах стратегического развертывания, начиная с 1938 г., нет утверждающих подписей Сталина и Молотова; затем не стали ставить подписи и должностные лица Наркомата обороны и Генерального штаба (ими подписан только план от 18 сентября 1940 г.). Отсутствие подписей под ДОСТУПНЫМИ ныне документами отнюдь не помешало Красной Армии (не на бумаге, а в реальной истории) начать войну против Польши 17 сентября 39 г. и против Финляндии - 30 ноября 39 г.
"…Судя по формулировке, автор вполне допускает мысль, будто план войны одного государства с другим готовится командованием приграничного округа. В действительности, этот документ называется "Директива НКО СССР и генштаба Красной Армии командующему войсками Ленинградского военного округа", которой нарком приказывал командованию округом "приступить к разработке плана оперативного развертывания войск Северо-Западного фронта…"
Судя по этому фрагменту, доцент Киличенков не знаком даже с основополагающими терминами. План оперативного развертывания - это важнейшая составляющая плана войны.
В обсуждаемом документе был исчерпывающе ясно определен "замысел операции", а именно: "Основными задачами Северо-Западному фронту ставлю: Разгром вооруженных сил Финляндии, овладение ее территорией в пределах разграничений и выход к Ботническому заливу на 45-й день операции…" Что это - план полевых учений или план широкомасштабной агрессии? В части, касающейся боевых действий Северо-Западного фронта, план войны разрабатывался именно командованием Ленинградского военного округа - разумеется, на основании общих указаний наркома обороны и Генштаба РККА.
"…Видимо, автор (инженер по образованию) искренне полагает, что танк отличается от трактора только наличием пушки и пулеметов. Хотелось бы узнать, как автор представляет себе состояние трехступенчатой коробки перемены передач того же БТ-7 после нескольких подъемов и спусков на марше с 4,5-тонной гаубицей М-10 на прицепе.
Я-то, конечно, инженер, но по образованию самолетчик. Поэтому сходу назвать величину тягового усилия на крюке танка БТ-7 не могу. Странно, что специалист, ведущий "спецкурс по теме «Танковые войска СССР и Германии", денно и нощно "сопоставляющий тактико-технические и эксплуатационные данные советской и германской танковой техники", занимается пустопорожними рассуждения, вместо того, чтобы назвать одну-единственную цифру. И сразу бы стало ясно - над кем надо смеяться… Не будучи специалистом по танкам, я могу лишь в самых общих чертах предположить, что состояние коробки перемены передач 13-ти тонного танка БТ-7 после буксировки гаубицы весом в 4,5 тонны будет несколько лучше состояния коробки, двигателя и всех прочих агрегатов автомобиля "Жигули" после транспортировки прицепа с тремя мешками картошки.
Прицепы к легковым автомобилям делятся по ГОСТу на две группы - до 750 кг общей массы и более 750 кг. Максимальная масса прицепа с грузом не должна превышать вес автомобиля. Прицеп весом в 750 кг (а это больше половины полной массы "Жигулей" с пассажирами) ничего страшного не делает ни с коробкой (коробка - это редуктор, работающий в масляной ванне, ему прицеп вообще ничем не мешает), ни с двигателем, сцеплением и подвеской легкого легкового автомобиля.
Теперь объясняю доценту Киличенкову разницу между "Жигулями" и танком. Для легкового автомобиля скорость движения в 20-30 км/час (а с большей скоростью транспортировать пушку и не нужно, и невозможно - конструкция колесного хода орудия не выдержит) является крайне "неудобной". А для танка - это самая "рабочая" скорость. Система охлаждения танкового мотора не нуждается в обдуве набегающим потоком, а теплосъем производится за счет мощного вентилятора. Танки со снятыми башнями и вооружением (или разработанные на базе шасси танка тягачи) самым широким образом использовались и для буксировки орудий, и в качестве эвакуационных тягачей. Подбитые "тридцатьчетверки" утаскивали с поля боя в ремонтные мастерские тягачом, сделанным на базе того же самого танка Т-34. И уж если танк способен буксировать другой гусеничный танк, то появление на крюке КОЛЕСНОГО прицепа весом в одну треть веса танка ни двигатель, ни коробка передач просто "не заметят".
При всем при этом между танком и артиллерийским гусеничным тягачом есть большая разница. Танк - это одновременно и очень дорогой, и очень плохой арттягач. Разместить расчет орудия негде, разместить зарядные ящики негде, механик-водитель танка не видит ни крюк, ни прицеп, да и "прицепить" орудийный передок к буксировочному крюку танка совсем не просто. В коробке передач танка нет демультипликатора (устройство, понижающее обороты), благодаря которому специализированного арттягач с "ползучей скоростью" в 3-4 км/час затаскивает пушку на крутую горку. Наконец, "слишком жирно" использовать дорогой и всегда дефицитный на войне танк для решения такой, в общем-то рутинной задачи, как буксировка орудий.
Теперь возвращаемся к книге Солонина, которую г-н Киличенков явно не осилил, и к тому, о чем в ней шла речь. Разумеется, танк не является штатным средством буксировки орудий. Но в июне 41-го, в результате странных и по сей день не до конца расшифрованных "игр" Сталина, открытая мобилизация в СССР была объявлена не до начала боевых действий (как это было практически во всех странах-участницах 2МВ), и даже не в день начала войны, а лишь с 23 июня. В результате танковые, моторизованные и все прочие части и соединения Красной Армии были вынуждены вступить в войну, не получив всей положенной им по штатному расписанию военного времени техники. В частности - без необходимого количества артиллерийских тягачей (тракторов). Соответственно, вопрос стоял так: бросить орудия, лишив тем самым легкие (!!!) танки артиллерийской поддержки, или использовать имеющиеся "в избытке" (в избытке по отношению к числу орудий) танки в несвойственной им роли артиллерийского тягача. В абсолютном большинстве случаев было принято первое решение - орудия бросили, вслед за этим бросили и танки. Это странное решение, и его мотивы заслуживают обсуждения историков.
"…Солонин ссылается на данные о потерях советских средних танков за весь период войны. Они составили 4 % от воздействия авиации, 88 % - артиллерии, 8 % - потери от мин… …Приведенные данные вызывают очень большие сомнения, так как среди причин потерь совершенно не упоминаются ни танки, ни средств ПТО пехоты, на долю фаустпатронов которой в городских боях 1944 - 1945 гг. приходилось до 70 % потерь танков..."
Приведенный пассаж снимает последние сомнения - родители студентов, которым г-н Киличенков читает "спецкурс по теме "Танковые войска", выбрасывают свои трудовые рубли на ветер. Товарищ не понимает самых азбучных вещей, не знает общепринятые термины и формулировки. Среди причин потерь танков совершенно не упоминаются танки. Никогда. Объясняю почему. На сборный пункт стаскивают с поля боя подбитые танки. Специалисты определяют причины потерь - это очень важная в целях дальнейшего совершенствования конструкции танков работа. Судя по характеру пробоин (размеры, форма) определяется калибр орудия, снаряд которого пробил броню. В ряде случаев даже удается ориентировочно оценить расстояние, с которого велся обстрел, тип снаряда. Но вот чего НИКОГДА не удастся определить, так это того - где находилось вражеское орудие? В поворотной башне танка, или в неподвижной броневой рубке самоходки, или это была обычная буксируемая противотанковая пушка. Поэтому ВСЕ танки, броня которых была пробита артиллерийским снарядом, засчитываются как "потери от огня артиллерии", без разделения на потери от буксируемых, самоходных и танковых орудий.
Фраза о том, что "на долю фаустпатронов в городских боях приходилось до 70 % потерь танков", сродни сообщению о том, в онкологической больнице более 70% умерших умерли от рака. Городские бои - это достаточно редкий в условиях 2МВ вариант использования танков. Впрочем, большие сомнения вызывает и позаимствованная из научно-популярной книжки Барятинского цифра в 70%. Обращаясь к профессиональной (и составленной по "горячим следам" войны) работе полковника П.Игумнова ("Исследование поражаемости отечественных танков", 1947 г.), мы обнаруживаем следующие цифры распределения потерь танков в последние месяцы войны (т.е. тогда, когда бои шли в городах Германии, а пехота вермахта получила уже огромное количество фаустпатронов):
- 1-й Белорусский фронт, январь-март 1945 г.; ствольная артиллерия - 93%, фаустпатрон - 5,5%;
- 1-й Украинский фронт, январь-март 1945 г.; ствольная артиллерия - 91%, фаустпатрон - 8,9%;
- 2-я Гвардейская танковая армия, Берлинская операция; ствольная артиллерия - 77%, фаустпатрон - 22,5%.
"…Экстраполяция данных о потерях от воздействия авиации противника только средних танков за все время войны на ее начальный период представляется абсолютно некорректной, поскольку основу танкового парка РККА к 22 июня 1941 г. составляли легкие танки, и в ходе войны кардинальным образом изменились возможности немецкой авиации..."
Экстраполяция статистики за все время войны на ее начальный период, несомненно, является очень грубой оценкой: с одной стороны, радикально усилилась бронезащита танков, с другой стороны, на смену 20-мм "Эрликонов" на вооружении немецких "противотанковых" штурмовиков появились огромные (по авиационным меркам) 37-мм пушки (кинетическая энергия снаряда в 15 раз больше). Я готов без спора согласиться с тем, что в начале войны потери танков от авиации составляли не 4% от общих потерь, а чуть больше. Кстати, исследование Игумнова показывает, что потери танков от огня авиации в операциях 1943-1945 г.г. были примерно постоянными и выражались цифрами в 2,5-4%. Лишь в ходе Львовско-Сандомирской операции в 3-й Гвардейской танковой армии потери от авиации составили 12,9%. В любом случае, известная статистика неопровержимо доказывает, что потери танков от огня авиации составляли самую малую долю потерь и были в десятки раз меньше потерь от огня артиллерии. "Ловля блох" в единицы процентов ничего не меняет в этом, принципиально важном, выводе. Соответственно, утверждения традиционной советской историографии о том, что большая часть танкового парка западных военных округов была уничтожена в первые дни войны "всесокрушающей" немецкой авиации являются или глупостью, или преднамеренной фальсификацией.
"…Попытаемся следовать авторской логике и рассмотреть другие данные, приведенные в том же сборнике. Из них следует, например, что гаубиц калибром 122 мм, и верно, было потеряно ("брошено" по М. Солонину) 60 %, а вот 203-мм гаубиц, тех самых 17,7-тонных, что автор предлагал поставить в засаду, было "брошено" всего 9,1 %. Так что же, на них тоже было удобно "перебазироваться в тыл"?
Браво, доцент Киличенков почти правильно угадал, как дело было. Тяжелую артиллерию по приказу высшего командования организованно отвели в тыл. В первые же дни войны. Поэтому участия в боевых действиях она не приняла, но и потери оказались мизерные. Прежде, чем пытаться натужно шутить, г-ну Киличенкову следовало открыть хрестоматийно-известную книгу бывшего начальника Главного Артиллерийского управления РККА, маршала артиллерии Н.Д.Яковлева ("Об артиллерии и немного о себе", М., 1984 г.) и прочитать там:
"…Наиболее крупным мероприятием, которым я горжусь и по сей день, явилось принятое по моей рекомендации категорическое распоряжение Ставки об отводе всей артиллерии большой и особой мощности в тыл. Причем отвода немедленного, без ссылок на тяжелейшую обстановку первых дней войны. Поэтому, как ни негодовали наши славные артиллеристы, жаждавшие обрушить свои тяжелые снаряды на врага, им все-таки приходилось грузиться в эшелоны и увозить орудия на восток… Все орудия калибра 203 и 280 мм, а также 152-мм дальнобойные пушки (потеряны были всего лишь единицы) с кадровым составом вовремя оказались в глубоком тылу…"
"…Минометов, в общей сложности, действительно, было утеряно 61 %, но если доля потерь ротных 50-мм минометов весом в 10 кг составила 64 %, то тяжелых полковых 120-мм минометов весом 450 кг армия потеряла только 50 %. А это как объяснить? Ведь на миномете "перебазироваться в тыл" еще менее удобно, чем на гаубице, - не так ли, уважаемый Марк Соломонович? Или, по вашей логике, тяжелые минометы меньше стесняли бегущих в тыл и они нет-нет да прихватывали их с собой, предпочитая бросать их более легких собратьев…"
Воистину, "один дурак может задать столько вопросов, что и десять мудрецов не разберутся". Начнем с того, что для большей "убедительности" доцент Киличенков завысил вес 120-мм миномета почти в два раза (450 кг вместо 275 кг). Забавно, но правильную цифру можно было найти в любом справочнике, в том числе - в цитируемой нашим доцентом книге Кривошеева (см. стр. 343). А если уж быть совсем точным, то в статистическом сборнике Кривошеева цифра 50% относится к потерям двух типов минометов: 120-мм полковых и 107-мм горно-вьючных. Последняя система весит и того меньше - 170 кг. Почему в 41-м году потери 50-мм, 82-мм, 107+120 мм минометов распределились именно таким образом (63,9%. 59,5%, 50,6%) - понятия не имею. Кстати, в 1942 и 1943 годах сохранилось такое же соотношение (120-мм минометов потеряно - в процентах к ресурсу - меньше, чем 50-мм), а в 1944 и 1945 годах - больше. Никакого глубокого смысла я в этих цифрах не вижу. В любом случае, статистически более значимой для 1941 года является цифра потерь 50-мм и 82-мм минометов. Почему? Потому, что именно эти системы были наиболее массовыми, и статистика по ним является более показательной. В абсолютных цифрах дело обстояло так: потеряно 38 тыс. 50-мм минометов, 18,5 тыс. 82-мм минометов. И только 4 тыс. 107-мм и 120-мм.
Неуклюже "переводя стрелки" на обсуждение малозначимых (и, скорее всего, сугубо случайных частностей) г-н Киличенков попытался заболтать главное. А главное - это то, что за все 12 месяцев 1943 г. потери минометов (всех типов) составили 10,5%, за 12 месяцев 1944 г. - 12,7%, за четыре месяца 1945 г. - всего лишь 3,5%. Что же случилось в 1941 году, за шесть месяцев которого "потерялись" 61,4% минометов? В своей книге я предложил возможный вариант ответа на этот вопрос. Киличенкову оставалось или согласиться, или возразить по существу. Вместо этого началось жонглирование не относящимися к делу (да еще и перепутанными) цифрами.
Все это не интересно. Интересно другое. Откуда (и главное - зачем) появился этот "Марк Соломонович"? Если г-н Киличенков хотя бы держал в руках рецензируемую им книгу, то он бы мог заметить, что на первой странице стоит посвящение. "Моему отцу, Семену Марковичу Солонину, рядовому Великой войны, посвящается". Так ли уж трудно установить отчество человека, отца которого зовут Семен Маркович? Не составляет труда узнать мое отчество и из Интернета. Случайная опечатка? Едва ли - двумя абзацами ниже загадочный "Соломонович" появляется вновь. Или это проявление общего, неистребимо-халтурного стиля работы г-на Киличенкова, или "месседж", посланный в адрес "целевой аудитории". Семеновича она могла и не заметить, но уж на Соломоновича точно среагирует... ( 25 ноября 2008 г. я получил письмо от Главного редактора "Нового исторического вестника"; г-н Карпенко сообщает, что ошибка с написанием моего отчества является чисто технической, возникла она по вине сотрудников редакции, а г-н Киличенков к этому казусу непричастен ).
"Зачем историк берется за перо? Зачем публикует свой труд?" Я прекрасно понимаю гробовое молчание "больших историков", не проронивших за четыре года ни одного печатного слова по поводу корпуса работ М.Солонина (четыре монографии общим объемом в 2,5 тыс. страниц, почти 150 тыс. совокупного тиража, многочисленные отзывы в независимых СМИ). Пилить бюджетные деньги я им не мешаю, даже в самой малейшей степени. Публичная предметная дискуссия приведет лишь к тому, что их кондовое невежество станет слишком очевидным. Меня ничуть не удивляет и поток разнузданной ругани в Интернете. Такие уж там правила игры: "Мели, Емеля, твоя неделя". Какие-то загадочные персонажи, скрывающиеся под кличками "Крыса", "Змей", "RedRat", "RusLoh", могут практически бесплатно лечить свои застарелые психологические комплексы, извергая словесные помои на всех вокруг.
Но зачем же доцент Киличенков опубликовал весь этот злобно-неуклюжий вздор в академическом журнале, да еще и подписался под ним? По моему разумению, столь легкомысленно рисковать своим именем может только человек, несуществующей "научной репутации" которого уже ничего не может угрожать.