28.01.09
Полковник Генштаба о книге М.Солонина "23 июня: день М"
Полковник М.М.Ходаренок, выпускник Военной командной академии войск ПВО и Военной академии Генерального штаба с 1992 по 2000 г. служил в Главном оперативном управлении Генштаба РФ. Уволен в запас в июле 2000 г. С декабря 2003 г. - главный редактор журнала "Воздушно-космическая оборона".
Его "заметки на полях" - отнюдь не претендующие на развернутую рецензию - привлекли мое внимание последним абзацем. Это действительно, очень интересно и где-то даже показательно:
"Сегодня подобная информация не только не нужна, но даже и вредна для государства (в обстановке, когда ревизии подвергаются результаты Второй Мировой и уж очень многим хочется предъявить современной России счеты). И морали тут быть никакой не может, как ее никогда и не было в мехгосударственных отношениях".
Едва ли мне надо напоминать моим читателем, что подобный взгляд на историю и интересы государства Российского абсолютно, диаметрально не совпадает с моими убеждениями. Полковник Ходаренок может быть совершенно свободен от подозрений в связях с "общечеловеками" и "либералами". Тем более интересно то, как военный профессионал высшей квалификации, не имеющий ни малейших оснований испытывать "политические симпатии" к трудам М.Солонина, оценил "23 июня".
****************************************************
ЗАМЕТКИ ОТ МИХАИЛА ХОДАРЕНКА
Разбор и анализ труда Марка Солонина еще впереди. Выскажу лишь несколько замечаний.
Воспользуемся всего лишь одним первоисточником.
Вот, в частности, несколько отрывков из книги Баграмяна И.X. «Так начиналась война». - М.: Воениздат, 1971.
Заметим, труд маршала написан в самые дремучие коммунистические годы. Марк Солонин, кстати, цитирует труд Баграмяна в своей книге. Некоторые выдержки я позволю себе повторить.
Почитаем.
«…Нарастал поток тревожных донесений из армий. Среди запросов, полученных 19 июня, мне запомнилась телеграмма нового командующего 12-й армией генерала Понеделина. Он спрашивал командующего, в каких случаях зенитная артиллерия может открыть огонь, если немецкие самолеты вторгнутся в наше воздушное пространство.
Генерал Кирпонос приказал начальнику штаба ответить так:
«Огонь можно открывать:
а) если будет дано особое распоряжение Военного совета округа;
б) при объявлении мобилизации;
в) при вводе в действие плана прикрытия, если при этом не будет особого запрещения;
г) Военному совету 12-й армии известно, что мы огонь зенитной артиллерией по немецким самолетам в мирное время не ведем».
Этот ответ - еще одно убедительное доказательство, что советская сторона всячески старалась избежать вооруженного конфликта, не дать гитлеровцам малейшего повода для нарушения договора о ненападении, хотя и предпринимала все более решительные меры на тот случай, если конфликта избежать не удастся.
В то же утро (ММХ – 19 июня) из Москвы поступила телеграмма Г. К. Жукова о том, что Народный комиссар обороны приказал создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь. Предписывалось сохранить это «в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа». У нас уже все было продумано заранее. По нашим расчетам, все фронтовое управление перевезти автотранспортом было не только трудно, но и слишком заметно. Поэтому было решено использовать и железную дорогу. Командующий округом приказал железнодорожный эшелон отправить из Киева вечером 20 июня, а основную штабную автоколонну - в первой половине следующего дня.
- А как насчет войск? - спросил я у начальника штаба.
- Пока поступило распоряжение лишь относительно окружного аппарата управления. А вам нужно, не теряя времени, подготовить всю документацию по оперативному плану округа, в том числе и по плану прикрытия госграницы, и не позднее двадцать первого июня поездом отправить ее с надлежащей охраной в Генеральный штаб. После этого вместе со своим отделом выедете вслед за нами на автомашинах, чтобы не позднее семи часов утра двадцать второго июня быть на месте в Тарнополе.
Я, естественно, выразил удивление, что командование выезжает на командный пункт без оперативного отдела: ведь случись что, оно не сможет управлять войсками, не имея под рукой ни офицеров-операторов, ни специалистов скрытой связи. Но предложение оставить со мной двух-трех командиров, а остальных во главе с моим заместителем отправить одновременно с Военным советом не было одобрено Пуркаевым. В этом нет необходимости, пояснил он: к утру 22 июня оперативный отдел будет уже в Тарнополе, а до этого вряд ли он потребуется.
- Так что все идет по плану, - нетерпеливо махнул рукой генерал, давая понять, что нечего тратить время на разговоры.
Вечером 20 июня мы проводили отправлявшихся поездом, а в середине следующего дня - уезжавших на автомашинах.
Невозмутимое спокойствие командования округа, деловитость и четкость при формировании и сборах в дорогу аппарата фронтового управления подействовали на всех благотворно. Особой тревоги никто не проявлял. Кое-кто из административно-хозяйственного аппарата высказывал даже надежду, что это плановый выезд учебного порядка, что не позднее следующей субботы все возвратятся в Киев.
В субботу мы закончили отправку всех срочных документов в Москву. К подъезду штаба округа подкатило несколько автобусов и грузовых машин. Красноармейцы и командиры быстро погрузили документы, карты, столы, стулья, пишущие машинки. Работали весело, слышались шутки, смех... ».
Если обратить внимание на слова, выделенные мною по тексту маршала И. Х. Баграмяна, то версия Марка Солонина не кажется уж столь фантастической.
Вот обратим внимание на этот отрывок:
«…Генерал Кирпонос приказал начальнику штаба ответить так:
«Огонь можно открывать:
а) если будет дано особое распоряжение Военного совета округа;
б) при объявлении мобилизации;
в) при вводе в действие плана прикрытия, если при этом не будет особого запрещения;
г) Военному совету 12-й армии известно, что мы огонь зенитной артиллерией по немецким самолетам в мирное время не ведем».
Этот ответ - еще одно убедительное доказательство, что советская сторона всячески старалась избежать вооруженного конфликта, не дать гитлеровцам малейшего повода для нарушения договора о ненападении, хотя и предпринимала все более решительные меры на тот случай, если конфликта избежать не удастся».
Указания генерала Михаила Кирпоноса отнюдь не являются «убедительным доказательством, что советская сторона всячески старалась избежать вооруженного конфликта». Они-то как раз свидетельствуют совершенно о другом - о стремлении не вспугнуть немцев раньше времени.
Повторим еще один отрывок.
«…Я, естественно, выразил удивление, что командование выезжает на командный пункт без оперативного отдела: ведь случись что, оно не сможет управлять войсками, не имея под рукой ни офицеров-операторов, ни специалистов скрытой связи. Но предложение оставить со мной двух-трех командиров, а остальных во главе с моим заместителем отправить одновременно с Военным советом не было одобрено Пуркаевым. В этом нет необходимости, пояснил он: к утру 22 июня оперативный отдел будет уже в Тарнополе, а до этого вряд ли он потребуется.
- Так что все идет по плану, - нетерпеливо махнул рукой генерал, давая понять, что нечего тратить время на разговоры».
Ключевые слова тут «а до этого вряд ли он (оперативный отдел) потребуется».
Обратим внимание – начальник штаба Юго-Западного фронта (да, именно фронта) генерал Пуркаев отлично знает, когда ему потребуются офицеры-операторы оперативного отдела штаба фронта – в семь часов утра 22 июня 1941 г.
Еще раз повторю – труд опубликован в 1971 г.
Вероятно, цензоры проявили преступное недомыслие. Впрочем, они наверняка имели партийно-политическое образование. Что-нибудь типа редакторского, но полученного в Военно-политической академии им. В.И. Ленина. По нынешним временам, считай, у них не было никакого образования.
Вот еще что надо обязательно отметить.
В предвоенные месяцы 1941 г. в полном объеме (в масштабах округа (фронта), естественно) о происходящем должны быть осведомлены два человека – командующий и начальник штаба. По-другому просто не бывает. Что-то (в части касающейся) доводилось до члена Военного совета округа (фронта). Баграмян, как начальник оперативного отдела, мог многого и не знать.
Генерал Михаил Кирпонос, безусловно, представлял, как должна была начаться война в соответствии с версией товарища Сталина.
По официальной версии, военачальник погиб при попытке выхода из окружения в сентябре 1941 г. По неофициальной – был расстрелян людьми с «чистыми руками, горячими сердцами, холодными головами» при попытке сдаться в плен. Поскольку двигался с группой работников штаба в противоположную от вероятного направления выхода из окружения сторону.
Но главная причина расстрела, думается, скорее всего, была в том, что генерал Кирпонос слишком много знал. Командующий войсками Юго-Западного фронта в плену был крайне нежелательным свидетелем для товарища Сталина.
Тут вот еще надо что отметить. Киевский «котел» был отнюдь не таким непроницаемым, как это иногда пытаются представить. Достаточно взять данные по боевому и численному составу германских войск, принимающих участие в этой операции, чтобы понять – достаточных сил, чтобы перекрыть все возможные маршруты выхода из окружения частей и отдельных групп военнослужащих РККА у немцев просто не было. Кто действительно желал выйти из окружения – тот вышел. Примеров тому очень много.
Повторим еще один отрывок из книги Марка Солонина – его расчет времени:
«…4. Примерно через одну неделю (1-3 июля) отмобилизованные и развернутые в соответствии с оперативным планом, утвержденным на совещании в Москве 24 мая 1941 г., Северо-Западный, Западный, Юго-Западный и Южный фронты переходят в полномасштабное наступление.»
А вот еще один отрывок из книги Ивана Баграмяна издания 1971 г. (цитируемый Солониным в другом месте своей книги):
«…В Москве, безусловно, обстановку по ту сторону границы знали лучше нас, и наше высшее военное командование приняло меры. 15 июня мы получили приказ начать с 17 июня выдвижение всех пяти стрелковых корпусов второго эшелона к границе. У нас уже все было подготовлено к этому. Читатель помнит, что мы еще в начале мая по распоряжению Москвы провели значительную работу: заготовили директивы корпусам, провели рекогносцировку маршрутов движения и районов сосредоточения. Теперь оставалось лишь дать команду исполнителям. Мы не замедлили это сделать.
На подготовку к форсированному марш-маневру корпусам давалось от двух до трех суток. Часть дивизий должна была выступить вечером 17 июня, остальные - на сутки позднее. Они забирали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности двигаться войска должны только ночью. Всего им понадобится от восьми до двенадцати ночных переходов.
План был разработан детально. 31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте; 36-й стрелковый корпус должен был занять приграничный район Дубно, Козин, Кременец к утру 27 июня; 37-му стрелковому корпусу уже к утру 25 июня нужно было сосредоточиться в райоие Перемышляны, Брезжаны, Дунаюв; 55-му стрелковому корпусу (без одной дивизии, остававшейся на месте) предписывалось выйти к границе 26 июня, 49-му - к 30 июня.
Чтобы гитлеровцы не заметили наших перемещений, районы сосредоточения корпусов были выбраны не у самой границы, а в нескольких суточных переходах восточнее…
Работы нам все прибавлялось. Мы вносили необходимые изменения в планы прикрытия границы, готовили оперативные карты по основным операционным направлениям, описание маршрутов, изучали и обобщали корпусные и армейские рекогносцировочные материалы. А тут еще прием и размещение двух армий, переброска корпусов к границе...».
Несколько загадочную фразу Ивана Баграмяна «готовили оперативные карты по основным операционным направлениям» я бы перевел с эзопова на военный язык следующим образом – штаб Юго-Западного фронта уточнял документы фронтовой и армейских наступательных операций. И тут, заметим, полное совпадение по срокам с версией Марка Солонина – действительно, окончательная готовность войск округа (фронта) – в период с 1 по 3 июля 1941 г.
Текст Ивана Баграмяна – уникальный в своем роде.
Ни один работник соответствующего ранга штабов всех пяти приграничных округов не оставил после себя трудов. Воспоминания маршала Баграмяна – единственные в своем роде. Тем и ценны.
И последнее. Некоторые историки всерьез считают, что приграничными округами в предвоенный период были разработаны только планы прикрытия.
Почитаем Баграмяна еще раз.
«…А вам нужно, не теряя времени, подготовить всю документацию по оперативному плану округа, в том числе и по плану прикрытия госграницы, и не позднее двадцать первого июня поездом отправить ее с надлежащей охраной в Генеральный штаб».
Так что план прикрытия был далеко не единственным и далеко не главным документом.
Вместо заключения.
«…Первая часть, первый этап Большой Инсценировки состоялся в реальности. Это не гипотеза. Это факт. 13 июня 1941 г. было составлено (14 июня опубликовано) знаменитое Сообщение ТАСС».
Мне думается, термин «Большая Инсценировка» тут не совсем верен по форме (отнюдь не по сути, хотя звучит красиво). Я полагаю, что это фрагмент Плана оперативно-стратегической маскировки (выражаясь военным языком). Если он до сих пор не уничтожен, то существует всего в одном-двух экземплярах (первый был изготовлен для товарища Сталина, второй – экземпляр наркома обороны).
А теперь можно представить, какой гвалт вызовут предположения, высказанные Марком Солониным, в среде профессиональных историков (для которых насквозь, тотально лживые мемуары Георгия Жукова являются источником абсолютно правдивой информации о Великой Отечественной войне). Однако пока не будут опубликованы соответствующие документы (и в полном объеме), все высказанное - не более чем версии и гипотезы.
А документы могут пролежать в архивах еще лет пятьдесят. И это как минимум. Сегодня подобная информация не только не нужна, но даже и вредна для государства (в обстановке, когда ревизии подвергаются результаты Второй Мировой и уж очень многим хочется предъявить современной России счеты).
И морали тут быть никакой не может, как ее никогда и не было в межгосударственных отношениях.
