04.10.13
Александр Тарасов, "Провокация"
Полный текст статьи размещен на http://scepsis.net/library/print/id_2571.html
Версия событий 3–4 октября 1993 г. в Москве
... Я вовсе не являюсь автором версии о провокации президентской стороны. Эта точка зрения – более или менее аргументированно была высказана многими людьми уже в первые дни после штурма «Белого дома» (например, Викторией Шохиной: «Я вижу грандиозную политическую провокацию»)[1]. Более того, до второй половины октября я отказывался принять эту версию, полагая, что имело место стихийное развитие событий, вполне естественное при учете того фактора, что политическая арена у нас сегодня – сфера действия преимущественно посредственных и самовлюбленных дилетантов. Но накапливавшиеся факты и свидетельства – как устные, участников событий, так и печатные – заставили меня изменить точку зрения.
Президентская сторона к концу сентября – началу октября оказалась стороной, более заинтересованной в быстром силовом разрешении конфликта, чем «Белый дом». Нанеся своим противникам 21 сентября сильнейший удар, Ельцин в течение последующей недели потерял темп, и события стали спонтанно развиваться в невыгодном для него направлении. То, что депутаты отказались подчиниться «новому матросу Железняку» и покинуть «Белый дом», создало постоянный очаг напряженности, а отключение электроэнергии, тепла и воды от «Белого дома», обнесение его колючей проволокой и милицейскими заслонами только героизировало сидящих в «Белом доме» депутатов в народном сознании (а еще вернее – в подсознании). С депутатами однозначно солидаризировался Конституционный суд, а законодательная власть, опираясь на Конституцию, заявила о смещении Ельцина и назначении и.о. президента Руцкого. В стране появились два президента и два комплекта «силовых» министров. Двоевластие, таким образом, приняло формы, характерные уже для времени гражданской войны.
Блокада «Белого дома» повлекла за собой появление новых очагов сопротивления – сначала в Москве (Краснопресненский райсовет, Моссовет), а затем и в провинции – облсоветы, краевые и республиканские советы и даже ряд представителей административной власти на местах. Сторонники «Белого дома» в Москве начали организовываться и переходить к акциям уличного протеста. Столкновения с милицией и ОМОНом день ото дня обостряли ситуацию – при чрезвычайно вялом отклике «демократической» общественности. Причем для всех было очевидно, что достаточно снять колючую проволоку и блокаду «Белого дома» – и уличные беспорядки прекратятся: исчезнет породившая их причина.
Медленно, но верно возрастало число противников президента Ельцина: начиная с ФНПР и кончая целым рядом «демократических» партий и организаций, а также представителями деловых кругов. Правозащитные организации, как в России, так и за рубежом, выразили недовольство в связи с ограничением ряда гражданских прав в Москве и введением без объявления и соблюдения необходимой юридической процедуры на части территории столицы элементов «чрезвычайного положения» (ограничение свободы передвижения, свободы слова, собраний и т.д.). По мере того как на телеэкранах мира все чаще появлялись кадры с избиваемыми дубинками демонстрантами, а самим журналистам (отечественным и зарубежным) все больше доставалось от омоновцев, все откровеннее проступало в средствах массовой информации (и наших, и за рубежом) недовольство действиями исполнительной власти в Москве – сначала ограничениями свободы слова и свободы получения информации журналистами («Хельсинки уотч» выступила, например, с очень резким заявлением), а затем и в целом.
29 сентября ситуация в этом плане стала критической: после публичного заявления госсекретаря Уоррена Кристофера о том, что американская администрация потребовала от Ельцина обеспечить права человека в Москве, в том числе и тем, кто находится в «Белом доме». Последовавшее через несколько часов после этого выступления У. Кристофера еще более жесткое заявление Белого дома с требованием не допустить применения насилия правительственными войсками ставило Ельцина в трудное положение: без применения силы очистить «Белый дом» было невозможно, а от применения силы первым его уже предостерегли....
....Жесточайший удар по положению президента нанес «бунт субъектов Федерации». Признание рядом регионов Руцкого законным и.о. президента, Всесибирское совещание, поставившее Б. Ельцину ультиматум с требованием снять блокаду «Белого дома» и начать переговоры с Верховным Советом под угрозой блокады Транссиба, безуспешная попытка Ельцина сместить «мятежного» новосибирского губернатора В. Муху, дружно поддержанного местными политическими партиями, предприятиями и даже местным УВД, антипрезидентские по сути решения Совещания субъектов Федерации Северо-Западного региона и Совещания субъектов Федерации в зале Конституционного суда 30 сентября показали президенту, что если срочно, до 9 октября (дата созыва Совета Федерации), не подавить силой сопротивление «Белого дома», то тогда после 9 октября уже придется подавлять силой сопротивление регионов. А на это и силы может не хватить, да и желающих может не найтись.
Завершающим ударом по президенту явилось решение Русской православной церкви выступить посредником в конфликте и предложить местом переговоров Свято-Данилов монастырь. Это означало, что РПЦ, которую последние годы обхаживали все ветви власти, признает равной стороной на переговорах распущенный и упраздненный президентом Верховный Совет, за которым, говоря словами одного классика, не стоит ничего, кроме «силы фразы», в то время, как за властью исполнительной – «не прикрытая фразой сила». Особенно неприятным для президентской стороны было, видимо, то, что резко возросшая посредническая активность Алексия II выглядела как ответ на призыв к нему проявить такую активность со стороны деятелей культуры – сторонников «Белого дома»[5].
Существуют глухие свидетельства относительно того, что Совет Федерации поставил обеим конфликтующим сторонам ультиматум: если они не достигнут максимум 3 октября компромисса, то 4 октября Совет Федерации возьмет на себя всю полноту власти в стране[6]. Как выражался другой классик, «кризис назрел».
... Решение о начале операции было, скорее всего, принято в штабе президента 29 сентября – в день предупреждения со стороны У. Кристофера, в день, когда в основном уже стала ясна позиция субъектов Федерации и, вполне возможно, наметилась угроза раскола в вооруженных силах (срыв заседания коллегии Министерства обороны 28 сентября). Тогда же, 29 сентября, «исчез» министр обороны Грачев, и все попытки журналистов найти его оказались безрезультатными. Показательно, что 29 сентября Грачев отозвал свое интервью «Московским новостям», в котором обещал, что армия сохранит нейтралитет в политическом противостоянии. Другим подтверждением того, что решение о применении силы было принято 29 сентября, можно считать пресс-конференцию Сергея Шахрая в этот день, на которой вице-премьер твердо заявил, что не будет ни штурма «Белого дома», ни чрезвычайного положения. Как мы все знаем, у наших властей уже вошло в привычку опровергать «слухи» о подготовленных ими акциях как раз перед тем, как эти акции начинают воплощаться в жизнь.
В новую стадию вошла операция по дезинформации и дезориентации сидящих в «Белом доме». Если до этого их доводили до психоза бесконечными сообщениями о готовящемся штурме, результатом чего были постоянные учебные тревоги, беганье в противогазах и т.п. изматывающая хаотическая деятельность[22], то теперь в «Белый дом» потоком шли сообщения из «силовых» министерств (в первую очередь Минобороны) о «поддержке Руцкого и Конституции». То, что такие сообщения в «Белый дом» действительно поступали и что контакты между «Белым домом» и руководством частей «силовых» министерств имели место, – несомненно. На этот счет имеется слишком много доказательств. Дело доходило до командующих округами, флотами, заместителей министра обороны Б. Громова и В. Миронова и главкома ВВС П. Дейнекина[23].
О том, насколько успешно руководители «Белого дома» были дезинформированы, с видимым удовольствием рассказал «Комсомольской правде» зам. министра безопасности С. Степашин. Баранников был уверен, что на его стороне 7 тыс. сотрудников МБР и целиком несколько управлений МБР, Руцкого удалось убедить, что его поддерживают ВВС, ВДВ и «афганцы». Дело дошло до того, что Руцкой говорил Степашину: «Передай Ельцину – если он сейчас сложит с себя полномочия, если уйдет в отставку, мы, может быть, подумаем о том, чтобы сохранить ему жизнь» и «Вы только березы в Кремле, пожалуйста, не спиливайте – они нам еще пригодятся...»[24] Даже в последние часы Руцкой и Хасбулатов ожидали подхода воинских частей, «обещавших» им свою поддержку[25].
Невозможно пока сказать, насколько эти заявления о «поддержке» были следствием разногласий внутри «силовых» министерств, а насколько – продуманной кампанией по дезинформации «Белого дома». (Командир Кантемировской дивизии, например, заявил, что его подчиненные ни при каких обстоятельствах в Москву не войдут[26], и в «Белом доме» об этом знали.) Есть, однако, косвенное доказательство того, что Руцкой и Хасбулатов пали жертвой «дезы»: если бы в «силовых» министерствах действительно имелись в значительном количестве противники Ельцина, обещавшие свою поддержку «Белому дому», мы сейчас были бы свидетелями не массовой раздачи наград, а массовой чистки: ни одно психически здоровое правительство не станет терпеть в «силовых» структурах офицеров, а тем более высших офицеров, уже продемонстрировавших свою нелояльность...
... Все началось не 3, а 2 октября, на Смоленской площади. Приблизительно через часа полтора после начала оба проходивших там митинга – анпиловский и ФНСовский, каждый с числом участников не более 500 человек – стали выдыхаться. Ораторы сказали все, что могли, силенок у митингующих было маловато, вели они себя в основном спокойно, так же как и милиция. ФНСовцы успели даже принять резолюцию, то есть их митинг официально можно было считать завершенным. Толпа начала рассасываться. Тут и появились омоновцы – небольшим числом (50 человек) и без щитов и шлемов. Очевидно, прислать их в таком виде можно было только, чтобы их побили. Естественно, так и случилось. Омоновцы почему-то решили «рассеять» митингующих. «Рассеивали» дубинками. При этом, по некоторым данным, погиб пожилой инвалид – от удара омоновского ботинка по голове[36]. Толпа, столкнувшись с теми, кто лупил ее уже несколько дней подряд на Пресне, озверела и принялась «мочить» ОМОН. Возникли баррикады. Загорелись шины и пустые ящики. О происходящих беспорядках рассказали радио и TV, и на площадь устремились подкрепления к демонстрантам. Чем бы все это кончилось – неизвестно, но появился в конце концов Илья Константинов, который сагитировал всех разойтись – и толпа удалилась по Арбату с пением песен и скандированием «Руцкой – президент!» (удачный лозунг: ритмически произносится так же, как «Спартак» – чемпион!»). TV поведало вечером зрителям, что демонстранты скандировали «лозунги, оскорбительные для президента Ельцина», и вообще освещение событий оставило у всех ощущение полной безнаказанности демонстрантов и бессилия «стражей порядка».
Трудно сказать, что мы наблюдали 2 октября на Смоленской: было ли это «генеральной репетицией» 3 октября или неудачной (из-за И. Константинова, среди прочих причин) попыткой запустить механизм провокации. Как бы то ни было, омоновцы, избитые 2 октября, были деморализованы и готовы к тому, чтобы 3-го бежать с «поля боя». И. Константинов 3 октября на Октябрьской площади (где он должен был быть одним из главных ораторов и организаторов) оказался на обочине событий и воздействовать на ситуацию уже не мог. 3-го числа на Октябрьской он уже в панике метался позади толпы и растерянно причитал: «Что происходит? Куда они все идут? Кто их ведет?» Этому было много свидетелей, начиная с журналистов «Курантов»[37] и кончая корреспондентом Радио «Свобода» в Москве С. Шустером. Тогда же, 2 октября, по примеру Грачева «потерялся» президент Ельцин. Позднее нам рассказали: выехал на дачу. У юристов это называется: обеспечить алиби.
Нейтрализации Константинова способствовали, видимо, сумбурные перемещения толпы 3 октября – с Октябрьской на Площадь Ильича и обратно. Да и внешне люди, собравшиеся к 14.00 на Октябрьской площади, не выглядели готовыми к активным боевым действиям: много женщин, пожилых, некоторые с детьми – они ведь собрались на «всенародное вече». Собравшихся 3–3,5 тыс. человек. Площадь блокирована так же, как и 1 мая, с той лишь разницей, что теперь перекрыт и Ленинский проспект, а омоновцев и милиции куда больше.
Дальше начинаются «чудеса». Демонстрантам вдруг сообщают, что их разрешенный митинг запрещен, и пытаются разогнать их. «Разгон» этот больше смахивает на сознательное подталкивание демонстрантов в сторону Крымского моста. И вот под водительством скандально известного «демократа» Уражцева, внезапно ставшего лучшим другом еще вчера ненавидимых им генералов и коммунистов, безоружная толпа с легкостью необыкновенной прорывает заслон ОМОНа, разоружает омоновцев и накатывается на следующий заслон – на Крымском мосту. Остальные заслоны, стоявшие на Октябрьской площади, почему-то не пытаются «пресечь беспорядки» ударом с тыла, а с интересом и даже благодушно наблюдают за развитием событий. Затем и вовсе бесследно исчезают. Судя по всему, у них такая роль в сценарии.
У Крымского моста, в начале эстакады в принципе можно сдержать и рассеять любую толпу. Но заслон поставлен «почему-то» уже в глубине моста. Правильно: втянувшейся на мост толпе некуда будет рассеиваться (не с моста же прыгать!) – и она БУДЕТ ВЫНУЖДЕНА прорываться сквозь кордон. ОМОН встречает демонстрантов слезоточивым газом. Газ тут же сдувается постоянно дующим над Москвой-рекой ветром. Невозможно не знать заранее, что так и будет. Газовая атака, таким образом, носит бутафорский и раззадоривающий толпу характер. Кордон на Крымском мосту прорывается так же подозрительно легко, как и на Октябрьской площади. Тут же впервые фиксируется и ошеломившее всех зрелище: часть ОМОНа бежит «со скоростью, удивившей даже быстроногих журналистов»[38]. Игорь Андреев из «Известий» удивлялся напрасно: ОМОН систематически тренируется, в том числе и бегает.
Впечатление такое, что бегущий ОМОН показывал демонстрантам, что делать дальше, чтобы они, упаси боже, не остановились на полпути и не пошли «не туда». Разоружив омоновцев, толпа в восторге побежала по Садовому. На площади у метро «Парк культуры» – идеальное место для того, чтобы блокировать и рассеять демонстрантов (есть куда рассеивать и невозможно «обтечь» заслоны). Разумеется, такие попытки предприняты не были. На Зубовской – еще одно аналогичное место, хотя и похуже (есть варианты обходов). Но тоже никаких попыток заслонов.
Омоновцы бегут прямо до Смоленской, где стоит очередной заслон. Корреспондент Би-Би-Си Григорий Нехорошев описывал это бегство так, словно рассказывал о разгроме фашистов под Москвой: «Омоновцы бегут, бросая вооружение и технику, демонстранты догоняют их, избивая и отбирая все, что можно отобрать».
Если бы не гонка за омоновцами, демонстранты могли бы вообще не столкнуться с кордоном на Смоленской, стоявшим ниже впадения Арбата в Садовое кольцо, а могли бы, свернув на Смоленскую улицу, выйти по Смоленской набережной к «Белому дому», не встретив никаких кордонов вплоть до линии его оцепления! Но тогда не было бы захвата как бы случайно брошенных омоновских грузовиков и автобусов, на которых демонстранты подъехали уже к «Белому дому» – не было бы такого мощного психологического фактора, как ЗАХВАТ «БОЕВОЙ» ТЕХНИКИ...
...Для версии о провокации показательно еще и упорство, с которым руководство МВД отрицает факт бегства своих сотрудников и сдачи ими оружия, спецсредств и техники – якобы ничего этого не было, разве что отобрали у отдельных милиционеров, избитых уже «до бессознательного состояния». То, что это ложь, могут подтвердить десятки, если не сотни очевидцев событий, не говоря уже о десятках миллионов телезрителей. Отрицать очевидное руководству МВД приходится потому, что иначе не удастся объяснить, за что 8 октября обрушился на милицию поток наград – включая Звезду героя на грудь министра Ерина. Ведь по логике событий, после позорного поведения своих подчиненных 3 октября, и министр, и начальник ГУВД Москвы В. Панкратов, и многие другие высшие чины МВД должны были слететь со своих постов.
Между тем к прибытию демонстрантов у «Белого дома» все уже было готово: было снято и уведено омоновское оцепление со стороны Нового Арбата и «Белый дом» « блокировался», собственно, лишь цепью поливальных машин, через которые демонстранты легко перелезли. 6 октября начальник ГУВД поведал журналистам, что это, оказывается, была «эвакуация» с целью «передислокации сил»[39]. Надо признать, что эвакуация и передислокация были проведены блестяще: вплоть до утра 4 октября никаких следов эвакуированных и передислоцированных не удавалось найти.
Еще 2 октября в бывшем здании СЭВ (в штабе блокады «Белого дома») находилось от 3 до 5 тыс. вооруженных бойцов. 3 октября – еще до прорыва демонстрантами блокады – они быстро и незаметно исчезли[40]. Правда, забыли часть экипировки (очень любопытные, кстати, вещи забыли: снайперское оружие, огнеметы, гранатометы). Теперь мэрию можно было легко взять штурмом. Было бы желание.
Тут же раздались первые выстрелы – от мэрии. Это засвидетельствовано и тележурналистами, передававшими сообщения с места событий. Демонстранты отхлынули, два человека было ранено. Причем стреляли не только по демонстрантам, но и по окнам «Белого дома»[41]. Результатом стал штурм гостиницы «Мир», причем милиции был дан приказ уйти[42], отошел также и правительственный БТР[43] и демонстрантам противостояли лишь необученные еще новобранцы из дивизии им. Дзержинского, которые тут же сдались в плен.
«Силовые» министры «Белого дома», из собственного опыта знающие, что такое провокация, безуспешно пытаются на этом этапе приостановить развитие событий. Журналисты фиксируют «министра обороны» Ачалова, бегущего куда-то по лестнице и кричащего в передатчик: «Министр обороны приказал никому ни при каких обстоятельствах не стрелять! Это провокация! Занять оборону согласно боевых расчетов!». Баранников настроен пессимистичнее. Так же на ходу он выкрикивает: «Это катастрофа!»[44]
А вот на Руцкого стрельба, похоже, подействовала так, как и было запрограммировано авторами провокации. Советник Руцкого А. Федоров считает: «...не было бы этих выстрелов, не было бы «Останкино» и много другого. Это взорвало ситуацию и взорвало Руцкого. Он из политика превратился в военного»[45]. Запись радиопереговоров в этот момент также свидетельствует, что Руцкой просто остервенел, увидев, что защитников «Белого дома» и сам «Белый дом» обстреливают из мэрии[46].
В 16.35 Руцкой призвал к штурму мэрии. Через 4 минуты 20 секунд мэрия взята с боем. Пока шел бой, оцепления ОМОНа, милиции и дивизии им. Дзержинского с других сторон «Белого дома» срочно стали грузиться и уезжать. Мы уже знаем, что это такое: эвакуация с целью перегруппировки». С точки зрения военной – дикость. У здания мэрии как бы случайно «забыты» 10–15 армейских машин для перевозки личного состава и автобусы с ключами в замках зажигания. На стороне повстанцев (теперь уже речь действительно идет о восстании) оказываются вдруг 4 БТРа – из числа тех, что стояли в оцеплении «Белого дома»...
... Дезинформация распространяется по всем каналам, по каким можно. Классический уже пример: телефонный разговор члена Координационного совета «ДемРоссии» Льва Пономарева с зам. министра безопасности, начальником управления МБР по Москве и Московской области Евгением Савостьяновым, ставший широко известным благодаря «Московскому комсомольцу» и «Известиям». В ответ на вопрос Пономарева, что происходит, Е. Савостьянов сообщает: мэрия взята, ОМОН, ОМСДОН, дивизия им.Дзержинского перешли на сторону Руцкого, верных Ельцину частей в Москве или поблизости нет, МБ ничего делать не намерено, и советует Пономареву со товарищи бежать и прятать семьи[50]. О чем Пономарев тут же всем, кому только мог, растрезвонивает. Для чего, собственно, ему все это Савостьяновым и было сказано.
Останкино
... Начнем с того, что никакого секрета в намерении занять ТТЦ «Останкино» повстанцы не делали. Все происходило открыто – и призыв «взять «Останкино», и формирование колонн около «Белого дома», и загрузка грузовиков добровольцами (в основном невооруженными). То есть не представляло труда перехватить повстанцев по дороге к Останкину. Тем более, что повстанцы были почти не вооружены, а правительственная сторона имела подавляющий перевес в силах. Помимо возможности перекрыть несколько раз движение на Садовом кольце (на площади Маяковского, в районе Цветного бульвара, где, кстати, были заранее сосредоточены значительные правительственные силы, и, наконец, на пересечении Садового с проспектом Мира) имелось прекрасное с тактической точки зрения место для остановки продвижения вдесятеро большей и вдесятеро лучше вооруженной колонны – в районе Рижского вокзала. На худой конец, можно было организовать оборону в районе «Алексеевской» (хотя это и потребовало бы значительных сил – для перекрытия обходных путей).
Ничего этого, разумеется, сделано не было. Разумеется – потому что иначе «страшные красно-коричневые» не попали бы в Останкино, и вообще всем бы с самого начала стало очевидно, что силы повстанцев так невелики, что при желании с ними можно «разобраться» в несколько часов. Но желания не было. 2 ноября Петербургское TV показало поистине сенсационные кадры, как крупное подразделение ОМОНа, в полной боевой экипировке, с добрым десятком БТРов, безропотно пропустило в Останкино колонну «руцкистов» – практически не вооруженных. Пропустило, не сделав даже намека на попытку задержать (но и не присоединившись, а демонстративно игнорируя противника).
...Кое-кто, выгораживая себя, «топил» других. Так, министр обороны П. Грачев признался, что «Останкино» защищали 400 военнослужащих ВВ и спецназ ВВ (пресловутый «Витязь»), 6 БТРов, а с начала боевых действий подошли еще 15 БТРов и 100 человек милиции[58]. Оказывается, министр Ерин сообщил Грачеву по телефону, что сил вполне достаточно. И Грачев уверенно констатировал: «никакой катастрофической опасности не было»[59]. Министр был абсолютно прав. Достаточно прикинуть соотношение сил нападавших и оборонявшихся. Министр Грачев заявил, что нападавших, «по сведениям МВД, было около 4 тыс. безоружных и 100 вооруженных человек»[60]. Это, видимо, преувеличение. Все остальные источники сообщают, что осаждавших (безоружных) было от 1,5 до 5,5 тыс. человек. Что касается оружия, то сведения тут тоже разные. Все сходятся, что был 1 гранатомет, но вот число автоматов называют различное: 20, 35, 42, свыше 60, около 80. Возьмем максимум. Предположим, что был 1 гранатомет и 80 автоматов. Все равно получаем, что у нападавших было в 10 раз меньше сил, чем у оборонявшихся!
Наступающая сторона, как известно, для успешных действий должна иметь перевес в силе, хотя бы троекратный. Наступающая сторона несет обычно втрое большие потери. У нападавших на ТТЦ не было техники (у оборонявшихся – 21 БТР). Защищавшиеся использовали как укрытие стены, нападавшие были на открытой местности. Защищавшиеся были прекрасно экипированы ( шлемы, бронежилеты, снайперское оружие, пулеметы, переговорные устройства, приборы ночного видения), нападавшие – нет. Защищавшиеся были ПРОФЕССИОНАЛАМИ, специально подготовленными для боевых действий. Каждый из них имел представление о ТАКТИКЕ, каждый был обязан в одиночку противостоять 1200 противникам в случае гражданских беспорядков. Наконец, нападавшие вели огонь наобум, по темной коробке здания АСК-3, оборонявшиеся вели ПРИЦЕЛЬНЫЙ огонь, по желанию и спокойно выбирая себе мишени. Собственно, в этом «Витязи» признались сами[61]. На всякий случай около телецентра, скрывшись в тени, у железнодорожной платформы стояли 5 грузовиков с солдатами софринской бригады. В момент реальной опасности они должны были вступить в бой. Не вступили – не было такой опасности. Дождавшись прибытия к «Останкину» БТРов дивизии им. Дзержинского, софринцы спокойно уехали[62].
Не было НИ ЕДИНОГО шанса взять штурмом «Останкино». И генерал Макашов, как человек военный, должен был понимать это. Однако же он отправил своих людей (в большинстве невооруженных) на убой...
... Показательно и то, что сотрудников АСК-3, хотя времени для эвакуации было в избытке, сознательно подставили под пули. Тем, кто работал в аппаратных, даже не сообщили, что вокруг здания идет бой (одна сотрудница, например, узнала об этом от домашних по телефону) . Более того: в то время, когда уже готовился штурм и вокруг ТТЦ собирались нападавшие, в здании АСК-3 спокойно шли съемки передачи с участием детей[70]! Очевидно, те, кто готовил и проводил в жизнь провокацию, нуждались в «безвинных мучениках кровавого красно-коричневого террора». Лучше объекта, чем работники TV, было не найти: во-первых, многие из них – женщины, во-вторых, часть сотрудников широко известна населению и популярна, в-третьих, нетрудно представить себе, какую волну гнева поднимут позже журналисты против тех самых «красно-коричневых», «зверски умертвивших» их коллег...
...Но «безвинные жертвы красно-коричневого террора» все же нужны. И тогда Егор Гайдар обращается к согражданам с призывом собраться у Моссовета. Если спокойно проанализировать призыв Гайдара, то станет очевидно: вице-премьер призывает БЕЗОРУЖНЫХ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ, являющихся ПОЛИТИЧЕСКИМИ ПРОТИВНИКАМИ повстанцев, сконцентрироваться В ОТНОСИТЕЛЬНОЙ БЛИЗОСТИ от места дислокации ВООРУЖЕННЫХ ПОВСТАНЦЕВ ( собственно, от Тверской до «Белого дома» совсем недалеко, во всяком случае, куда ближе, чем до Останкина). Все это выглядит до такой степени похожим на заклание, что даже в истеричной атмосфере вечера 3 октября нашлись люди, прямо призвавшие не слушать призывов Гайдара. В первую очередь, это были «ВиДовцы» Любимов и Политковский. Тогда же, вечером 3-го, Петр Мамонов охарактеризовал призыв Гайдара как «провокационный»[71]...
...Версия о провокации делает призыв Гайдара не диким, бессмысленным, глупым, а чрезвычайно разумным, выверенным, обоснованным. Представьте себе, какой пропагандистский козырь оказался бы в руках правительства, если бы произошла хоть одна атака повстанцев на безоружных «демократов» у Кремля или на Тверской!
Терминология, к которой обратилась в ночь с 3 на 4 октября президентская сторона, также подтверждает эту версию. «Погромщики» и «бандиты» – это не то же самое, что «мятежники». Однако если внимательно изучить обращение президента Ельцина «К гражданам России» в ночь с 3 на 4 октября, в глаза бросаются следующие фразы: «В столице России гремят выстрелы и льется кровь. Свезенные со всей страны боевики сеют смерть и разрушение... Те, кто пошел против мирного города и развязал кровавую бойню... бандитов и погромщиков... бандитские отряды из наемников, привыкших к убийствам и произволу... расправляются с безоружными москвичами... они подняли руку на мирных людей, на Москву, на Россию, на детей, женщин и стариков... защитить наших детей, защитить наших матерей и отцов, остановить и обезвредить погромщиков и убийц»[76].
Нетрудно заметить, что нарисованная в обращении президента картина событий в Москве как-то резко отличается от происходившего в действительности. Какие «женщины, дети и старики», «матери и отцы» стали в Москве жертвами «погромщиков и убийц», «бандитских отрядов» «со всей страны», «сеющих» по всей Москве «смерть и разрушение»? Но представим на секунду, что повстанцы атаковали безоружных «демократов». Тогда все становится на свои места: и «женщины», и «дети», и «старики», и «смерть и разрушение». Отсутствие кровавой трагедии на Тверской – единственный элемент провокации, который не удался, – к счастью для людей, откликнувшихся на призыв Гайдара, не зная, что они предназначались на роль почетной жертвы в политической игре...
... И совершенно напрасно журналисты приставали затем к министрам с вопросами: где были войска, где они топтались, куда делся спецназ, почему, наконец, не были удалены тысячи зевак от «Белого дома»[86]? Бойцы из знаменитой группы «Альфа», непосредственно бравшие «Белый дом», дали понять журналистам, что это вряд ли было случайным. Как вряд ли было случайным то, что по толпе зевак стреляли с окрестных крыш «провокаторы и хулиганы», а основное число жертв и увечий в толпе было следствием танкового обстрела «Белого дома»[87]. Кое-что относительно тех снайперов, которых бойцы «Альфы» назвали «провокаторами и хулиганами», удалось узнать. Некоторые из них оказались... сотрудниками Министерства безопасности[88]!
Вообще, «Белый дом» защищался вяло (та же «Альфа», например, отметила, что гранатометы против танков применены не были, – видимо, опять же из-за боязни попадания в «зрителей») и защитники его были деморализованы. Корреспондент «Коммерсанта» Вероника Куцылло, просидевшая в «Белом доме» весь период штурма, так и не увидела ни разу, чтобы кто-то вел огонь из окон по осаждающим[89]. К середине октября в «Белом доме», по данным инженерных войск, было обнаружено всего 153 гильзы[90]. Положим, это неполные данные. Но все равно это невероятно мало. По логике вещей, стреляными гильзами в «Белом доме» все полы должны были быть усыпаны!
Бойцы «Альфы» дали известинскому журналисту понять, что от них хотели, чтобы они пролили побольше крови (и вообще, «кто-то» из организаторов штурма хотел, чтобы было побольше крови с обеих сторон), и уж во всяком случае, не брали бы живыми лидеров повстанцев. «Альфа» «не поняла» этого желания, и теперь «где-то наверху» ею очень недовольны[91]. Правильно – теперь арестованных надо судить, а как их судить по тем самым законам, на основании которых они и подняли «мятеж»? Да и мало ли что всплывет на процессе... Позже стало известно, что «Альфа» получила приказ взять «Белый дом» штурмом, но не выполнила его и самостоятельно начала переговоры с «Белым домом». За это руководство ГУО вычеркнуло большинство бойцов «Альфы» из наградных списков[92]...
...Кто виноват? В принципе, целью данной работы не являлся ответ на вопрос «кто виноват?». Но, поскольку в России невозможно обойти этот классический вопрос, попробую на него ответить. Тем более, кровь пролилась – и требует ответа...
...Но основная вина, я уверен, лежит на лидерах «повстанцев» – персонально на Руцком, Макашове, Хасбулатове, Анпилове, Уражцеве. Если Уражцев и Анпилов действовали как штатные провокаторы (особенно Уражцев – не удивлюсь, если в будущем выяснится, что он был платным агентом МБР; да и связь Анпилова с госбезопасностью еще с 70-х гг. – вещь вполне возможная), то Руцкой и Макашов несут особую персональную ответственность.
Разумеется, они поддались на провокацию. Но провокация – это КЛАССИЧЕСКИЙ метод политической борьбы, она существует ровно столько же, сколько политика... И всякий, кто начинал играть в политику – в том числе и Руцкой, Хасбулатов, Макашов, – должен был учитывать возможность использования противником провокации. Тем более, что недавно Ельцин уже прибегал к провокации – в марте, со своим пресловутым ОПУСом. Тогда провокация была направлена как раз на вскрытие ситуации, на то, чтобы заставить раскрыться ВСЕХ политических игроков – в первую очередь Зорькина, Степанкова, власти на местах.
Более того, Руцкой и Макашов – люди военные. Провокация, как я уже говорил, пришла в политику из военного искусства. Там она – обычный, рядовой метод, широко применяемый. Например, разведка боем – это типичная провокация, направленная на то, чтобы заставить противника раскрыть свою оборону тогда, когда он этого не хочет. Руцкой и Макашов просто ОБЯЗАНЫ были это знать.
Провокации делятся на такие, которые НЕИЗБЕЖНО влекут за собой желательную для провокатора реакцию, и на такие, успех или неуспех которых зависит в значительной степени и от провоцируемого. В этом смысле провокация 3 октября вовсе не была фатальной. Никто под дулом автомата НЕ ЗАСТАВЛЯЛ Руцкого призывать штурмовать мэрию и «Останкино». Никто силой НЕ ЗАСТАВЛЯЛ Макашова кричать о начале «народной революции против контрреволюции» (очевидно, по Макашову, бывает еще и «народная революция в защиту контрреволюции»! – Марксы и Кропоткины у нас прямо под каждым кустом!).
Повторю еще раз: если бы после деблокирования «Белого дома» Руцкой и Макашов призвали всех к дисциплине, к организованным действиям, призвали «не поддаваться на провокации», оцепили мэрию (игнорируя выстрелы оттуда) – и начали новый раунд переговоров с Ельциным – провокация бы провалилась.
Конечно, напрашивается возражение, что не Руцкой, так нашлись бы другие – те, кого уже окрестили «полевыми командирами». Это не очевидно. Может, и нашлись бы, а может – и нет. История не терпит сослагательного наклонения.
Другое дело, что те, кто готовил провокацию (а это были явно профессионалы – из «правоохранительных» органов, благо полицейская провокация – это традиция в России), наверняка учли и «субъективный фактор» – и в частности, менталитет и интеллектуальный уровень таких вождей оппозиции, как Руцкой и Макашов. И объяснения вроде того, к какому прибег председатель Моссовета Н. Гончар («Руцкой – человек военный, действовал по принципу «Вижу цель – атакую»)[109], оправданием быть не могут. Офицерские погоны все-таки должны чем-то отличаться от справки из ПНД. И если наша оппозиция хочет чему-то научиться, ей придется искать других вождей – с другим стилем мышления и другим уровнем умственного развития. А заодно оппозиционерам придется кое-что изменить и в своих мозгах тоже: в частности, перестать, наконец, думать, что если им в руки случайно попала дубина (а тем более – автомат) – это значит, что во всей России началась революция...
20 октября – 13 ноября 1993
****************************************************************************
В качестве короткого комментария-дополнения хочу лишь напомнить читателю о тех фактах, которые автор статьи к моменту ее написания не мог знать.
Лидер вооруженного мятежа, генерал Руцкой, лично призывавший "бомбить Кремль", не понес никакого наказания, остался в политике, баллотировался, избирался, долгие годы исполнял обязанности губернатора (главы администрации) Курской области, раздал сотни интервью и издал несколько книг.
Генерал Макашов, лично возглавивший штурм здания мэрии Москвы и лично направивший толпу на штурм Останкино, не понес никакого наказания, дважды успешно избирался депутатом Госдумы РФ.
Баркашов, лидер РНЕ, вооруженные боевики которого усердно "кидали зиги" перед каждой телекамерой у "Белого дома", благополучно избежал ареста, телепортировался из осажденного и горящего здания парламента, не был объявлен в федеральный розыск; арестовали его три месяца спустя, почти случайно, когда он оказался в больнице с огнестрельным ранением, полученным при весьма сомнительных обстоятельствах. После краткосрочного ареста был амнистирован, вполне открыто воссоздал "РНЕ", пытался баллотироваться в президенты и пр.
Вопрос: эти ... поддались на провокацию? Или аккуратно сыграли свою роль по известному им сценарию?
