13.10.14
Елена Иваницкая, Не верю и не боюсь
Верит ли власть собственной пропаганде? Если верит, то насколько? Если не верит, то ясно ли видит границу между реальным бедственным положением и его «пропагандистским обеспечением»?
Верит ли пропаганде население? Если верит, то насколько? Как видит границу между настоящим состоянием дел и пропагандистским извращением?
Верит ли власть, что люди верят ее вранью?
При коммунистическом режиме эти вопросы были закрыты для обсуждения. По строгому счету – и для обдумывания: советскому человеку не полагалось задаваться такими вопросами. Насколько верили коммунистические лидеры собственной пропаганде, до сих пор неясно. С каким пониманием мира они руководили огромной, ядерной, бедной страной – тоже загадка. Все это, по сути, не исследовано. Пропаганда гремела, провозглашая всенародную поддержку «мудрой политики», полное единодушие и сплоченность вокруг «родной коммунистической партии».
Вот газета «Молот», «орган Ростовского областного комитета КПСС». Огромными красными буквами на первой странице: «Горячо одобряя мудрую ленинскую политику…» (1 октября 1977, № 230). Листаю дальше: «Одобряем, поддерживаем! Единодушно говорит трудовой Дон…» (4 октября,1977, № 232). «Одобряем! Поддерживаем! Так встретили труженики Дона доклад …» (5 октября 1977, № 233). 11 ноября на первой странице перепечатана передовица из «Правды»: «Выступил тов. Л. И.Брежнев… сказал тов. Л.И.Брежнев… заявил тов. Л.И.Брежнев… Коммунизм – светлое будущее всего человечества».
Этот поток бреда сейчас вызывает оторопь. Тогда его никто, разумеется, не читал. Кроме корректора, выпускающего редактора и цензурного чина.
Советские люди были очень умны, но особым, ужасным умом (подчеркнуто мной - М.С.). «Такую войну с такими лагерями по простоте душевной не проходят. У них на этот счет будь спок, высшее академическое» – так говорит один из героев в романе Бориса Крячко «Края далекие, места-люди нездешние».
Трезво и здраво рассуждая, власть не могла сама верить в этот долбеж и должна была понимать, что население не одобряет, не поддерживает, а просто задавлено и деваться ему некуда. Для такого вывода есть серьезные опоры: обязательные осведомители в каждом коллективе и тотальная перлюстрация.
Люди всегда вычисляли стукачей. Если ошибались – кошмар для заподозренного и беда для остальных. В моей студенческой группе быстро прошелестело: вот кто… Но все и так знали, что язык нужно держать на привязи, а в письмах и по телефону соблюдать осторожность.
Пропаганда твердила: советские люди – строители коммунизма, авангард всего человечества. Странно и подумать, что хоть кто-то – из них или из нас – мог воспринимать это всерьез. Генсек Михаил Горбачев однажды проговорился. На «встрече с трудящимися» в октябре 1987 года он ляпнул: «Мы верим в наш народ. Народ скромный, неизбАлованный». Услышав эту фразу «из телевизора», я ахнула и сразу ее записала. На следующий день в газетах не решились воспроизвести такую откровенность.
Но окончательно решить, что коммунистическая власть не верила своей пропаганде, все-таки нельзя. «Известно, что в Советском Союзе нет социальных основ, порождающих антисоветскую деятельность», – говорил Юрий Андропов в феврале 1979 года – не на публику, а среди своих, на совещании в КГБ. Поразительно. У него тысячи стукачей и «черных кабинетов», он лучше всех должен знать все эти «основы», но ему откуда-то – из пропаганды? – «известно», что их нет.
Этот вопрос возник и сегодня. Почему Запад не боится «Раши тудей», а нам надо срочно, за три дня принимать закон об ограничении западного капитала в СМИ? Ведь у них там все плохо, а у нас так хорошо, как никогда раньше. У нас небывалое счастье. Мы с уверенностью смотрим в будущее. Об этом рапортует пресс-выпуск ВЦИОМа № 2641 «Социальное самочувствие россиян: новые рекорды»: «Оптимизм высок как никогда – соответствующий индекс вышел на уровень 79 пунктов». Президент – наш главный моральный авторитет. Это показал опрос ФОМа «Нужны ли людям моральные авторитеты» (http://fom.ru/TSennosti/11719). Демократии у нас ровно столько, сколько надо, – тоже показал опрос (http://fom.ru/TSennosti/11741).
И все опросы., все теле- и радиоканалы, все газеты и журналы, все интернет-издания, все-все-все повторяют, что россияне единодушно поддерживают президента и его действия. Серьезные аналитики удивляются: почему в сегодняшней России пропаганда оказалась столь эффективной? Другие серьезные аналитики размышляют, правда ли, что 84% поддерживают Путина? После сложных выкладок они слегка снижают цифру, но в целом согласны. Пылкие оппозиционеры ужасаются «зомбоящику» и «зазомбированности» населения
Ни минуты я не верила, поэтому не ужасалась и не удивлялась. Уверенность в будущем и единодушная поддержка мудрой политики родной партии – все это давно знакомо. Люди – не дураки. Нашу историю последних 35 лет по простоте душевной не проходят. Но все-таки решила проверить. Доверяй или не доверяй, а проверяй. Придумала методику – и вперед. Я теперь безработная, по мне кризис ударил сразу, свободное время есть. В советские годы был самиздат, теперь пусть будет сам-опрос.
Социологическая служба в моем лице проигрывала ФОМу в широте охвата, но выигрывала в доверительности. Я же не интервьюер официальной организации, а просто тетка. Опасности не представляю, никуда не донесу, на заметку не возьму, никогда больше не попадусь на дороге. 7 августа начался и три дня работал мой сам-опрос.
Первый опыт был в очереди за сигаретами: тех сигарет не стало, эти подорожали... Я громко выдвинула три тезиса: нам плохо, Путин плохой, его политика плохая. Выражения использовала парламентские, но решительные. Очередь колыхнулась и с чувством высказалась. Хором и по одному. А я понесла дальше мои три тезиса. Заговаривала с людьми у прилавка и на лавочке, на трамвайной остановке и в метро, в очередях и в библиотеке. 1 октября опрос повторила. Ну, человек сто мне ответили. Может, чуть меньше.
Сразу скажу, что президента и его политику горячо поддержал один человек. Пенсионерка на лавочке возле пятиэтажки. «Да, – сказала она, – горячо поддерживаю. Потому что он создал народный фронт против жуликов и воров». Я от удивления приразинула рот. Она тоже удивилась: «Неужели вы ни разу не слышали? Называется – фонд борьбы с коррупцией. И мы все должны туда вступить!»
Украинцев ненавидел тоже один человек – молоденький полицейский. Двадцать четыре года. Специально спросила, а то на вид – восемнадцать. Проклинал украинских полицейских: «Они звери! Они беременную женщину на куски резали. Она кричала, а они резали». Вы бы, говорю, еще распятого мальчика вспомнили. «Нет, отвечает, про мальчика вранье, а про женщину нам лекцию читали».
У всех остальных не нашлось ни оптимизма, ни уверенности в завтрашнем дне, ни единодушной поддержки. Все ответы группировались в мрачных отрезках спектра. «На черта мне его Крым, если я здесь с голоду подохну!» – кипятился старичок, я у которого я картошку покупала. «Позор», «кошмар», «врут», «идиоты», «кризис», «политика идиотская», «он все испортил!», «люди очень недовольны», «цены растут», «нам от них деваться некуда», «куда нам от них деваться?», «что хотят, то и делают», «просто мафия», «они-то наворовались», «от нас ничего не зависит», «что теперь будет?», «ничего хорошего», «даже при советской власти так не врали», «при советской власти в психушку, а сейчас убьют в подворотне!». Самые частые ответы: «врут» и «воруют».
Не раз мои респонденты говорили, что сегодня стало еще хуже, чем при советской власти. Не могу согласиться. Тогда люди не стали бы мне отвечать, а шарахнулись бы в ужасе. По меркам андроповщины такой сам-опрос – идеологическая диверсия. Молоденький милиционер не обсуждал бы со мной – ну, скажем, вторжение в Афганистан, а потащил бы меня куда надо. Так что пока не хуже, хотя уже близко. Подозреваю, что своего ровесника полицейский мог бы и потащить, но я-то в матери ему гожусь. В первых рядах протеста должны идти пожилые женщины – мое давнее убеждение.
А 30 августа, в субботу, как раз когда "они" безумную истерику накачивали, я вышла пикетировать. Возле РГБ под Достоевским. Плакатик у меня такой славный, я с ним еще в марте выходила. На одной стороне: "Миру - миру! Бесноватого долой!", на другой: "1939 -1940 -1956 - 1968 -1979 - 2014. Остановим разбой!" Меня поддерживали все. Двое мальчишек лет семнадцати-восемнадцати сказали, что будут стоять со мной. Я говорю: нельзя стоять рядом, это одиночный пикет. Они честно отошли подальше и стояли, поддерживали. Один человек подошел спрашивать: легитимен ли Порошенко? Он же все-таки обстреливает? Побеседовали мирно и содержательно.
С двумя женщинами-полицейскими тоже обошлось мирно. Спрашивают: вы для кого это устроили? - "Для младенца внука! - отвечаю. - Он говорить еще не умеет, но когда научится, сразу спросит: а что вы делали ,когда в нашей стране творился кошмар? Неужели молчали и поддерживали?" И обе дамы в погонах покивали и ушли.
А теперь представим, что с чувством заложника, которого могут убить в подворотне, человек слышит опасный вопрос от официального интервьюера официальной инстанции: «Кто, на ваш взгляд, несет ответственность за гибель людей, летевших на сбитом в районе боевых действий в Украине малазийском Боинге?» (http://www.levada.ru /03-10-2014/katastrofa-boinga-pod-donetskom). Предлагаются пункты: первый – руководство Украины, второй – украинские военные, третий – США, четвертый – ополченцы ДНР. Люди знают «из телевизора», как именно врет пропаганда, а тем самым – как велит врать. «Правильные» ответы – да на первые три пункта, нет – на четвертый. Заложники не ставят себя под удар – отвечают «правильно», осторожно, незаметно. А что они при этом думают? О сбитом самолете я не спрашивала, но делаю вывод по аналогии: все знают, что правильный без кавычек ответ – обратный.
Первый в истории Советского Союза опрос общественного мнения (в мае 1960 года, в газете «Комсомольская правда») показал полное единство партии и народа, безграничный оптимизм советских людей, их несокрушимую уверенность в завтрашнем дне. В это же самое время в Краснодаре вспыхнули «беспорядки», то есть отчаянная, стихийная демонстрация протеста. Увидев гомонящую толпу, несудимый работяга, отец новорожденного ребенка, бросился в первые ряды и повел народ за собой. Куда? К военной комендатуре. Зачем? Громить. Он, правда, был выпивши. Но трезвый токарь-комсомолец тоже рванул вперед и перехватил лидерство, крича, что надо смести советскую власть и устроить коммунистам вторую Венгрию. А еще один комсомолец шел с девушкой в кино. Он мгновенно забыл девушку и кино, начал призывать толпу добиваться повышения заработной платы и даже – «высказывал неверие в коммунистические идеалы».
Все это зафиксировано в деталях, потому что несчастных судили и осудили на 15 лет. Обо всем этом можно узнать из документов, собранных Владимиром Козловым в книге «Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти в 1953–1985» (М., 2006).
Там же в «Комсомольской правде» проводился опрос и об уровне жизни. Народ единодушно рапортовал о замечательной жизни повышенного уровня, благодарил родную партию за постоянную заботу. А кто не благодарил, кому жилось отчаянно и голодно, тех расстреляли в Новочеркасске. А Борис Андреевич Грушин, организатор-начинатель социологических опросов в Советском Союзе, пришел к выводу, что никакого общественного мнения у нас в стране не было и быть не могло. И твердо добавлял уже в наши дни: его нет и сейчас.
Мы и правда народ скромный и неизбАлованный: однажды и генсек правду сказал. Жестокую и оскорбительную, но правду. Из этой правды вырастала ужасная «крепостная» мудрость советских людей, унаследованная нами, постсоветскими. «Прямую дорогу людям загородили, но люди не теряются: в обход идут и тем живы» – размышлял бессмертный Иван Денисович и проворно прятался от надзирателя за угол барака – «Стараться надо, что никакой надзиратель тебя в одиночку не видел, а в толпе только. Может, он человека ищет на работу послать, может, зло отвести не на ком. Нет уж, за углом перестоим».
"Перестоим за углом" – вот что обозначают рейтинги великого счастья и всеобщей поддержки.
Опросы – филиал пропаганды. Верит ли власть единодушной поддержке населения, огромному оптимизму и всеобщему небывалому счастью? Трезво и здраво рассуждая, нет, не верит, не может верить. Как бы ни врала пропаганда, что на «Марш мира» опять никто не пришел – тысяч пять… врущие знают, сколько народу было на самом деле. Как бы ни врали опросы про «рекорды» оптимизма и счастья, врущие знают, что никакого счастья нет, а есть острая тревога, тяжелое недовольство, тоскливое ожидание худшего. А это значит, что нам готовят новые репрессивные законы – такое у меня ясновидение, такой оптимизм.
