16.11.10
217 тысяч казненных. Чудо-оружие Сталина
Накануне 65-го Дня Победы замечательный российский публицист Юлия Латынина, выступая в эфире радиостанции "Эхо Москвы", сказала такие слова:
"Ну, хорошо, скажете вы, почему бежали - понятно. А почему остановились? Бежали-бежали, а почему же потом выиграли войну? Этот вопрос так прост и так жуток, что даже самые бесстрашные историки боятся давать на него ответ... Страшный ответ заключается в том, что оружием, которым Сталин выиграл войну, стал не танк, не самолет, не гаубица, а заградотряд".
Я сразу же вспомнил эти слова, когда - с досадным опозданием - в мои руки попала книга Вячеслава Звягинцева "Война на весах Фемиды" (М., "ТЕРРА-Книжный клуб", 2006 г.) Автор - советский военный юрист. И глубоко советский человек. У него нет (или он его уж очень умело скрывает) желания "очернять славное прошлое советского народа" и "отнимать нашу Великую Победу". В предисловии он, конечно же, клеймит "подлоги и подтасовки В.Суворова и его последователей", которые, оказывается, "пронизаны ненавистью к своей бывшей родине" и материал свой подают "с каким-то несвойственным для моих соотечественников злорадством". Ну, нелюбовь к В.Суворову - это еще не самая большая беда. Хуже другое - в своей новой книге В.Звягинцев без тени смущения и критики использует в качестве источника фактических данных сочинения В.Карпова, Л.Млечина, Ю.Мухина, Б.Соколова и даже (правда, в одном-единственном случае) роман И.Стаднюка "Война", т.е. беллетристику, автор которой даже и не претендовал на документально-историческую достоверность своего текста.
И тем не менее, при всех своих недостатках книга В.Звягинцева представляет собой огромную ценность. Почему? Потому что ее автор - советский военный юрист с многолетним стажем, и в силу специфики своей работы и загадочных, как "русская душа", понятий советско/постсоветского режима секретности он имел доступ к документам, которые вроде бы и рассекречены, но увидеть их обычному человеку невозможно. В книге 766 страниц, и на этих страницах размещена уйма уникальной информации. Например, только там я впервые прочитал текст приказа, который получила "факельная команда" под командованием П.Проворова (в ее составе сражалась и Зоя Космодемьянская): "Сжечь следующие населенные пункты, занятые немцами: Анашкино, Петрищево, Ильятино, Пушкино, Бугайлово, Грибцово, Усатново, Грачево, Михайловское, Коровино. После уничтожения этих пунктов задание считается выполненным. Срок выполнения задания 5-7 дней с момента перехода линии фронта". (стр. 229) Вряд ли кого оставить равнодушным и такая информация: "После первой эксгумации, проведенной специально прибывшей в Петрищево комиссией, никто из матерей не опознал в трупе своей дочери. А после второй - когда девушке было присвоено звание Героя Советского Союза - сразу несколько матерей". (стр. 231)
Достаточно подробный "конспект" книги занял бы слишком много времени и места, и в этой короткой заметке я хочу остановиться лишь на одном вопросе: масштаб и характер репрессивной практики сталинского государства военных лет.
Итак, всего за годы войны военными трибуналами было осуждено 2.530.683 человека. Два с половиной миллиона. Из них "только" 994.300 человек были военнослужащими. (стр. 736) Полтора миллиона осужденных военными трибуналами - гражданские лица. Те, кто из Новой Зеландии, поймут эту цифру (1,5 млн. гражданских лиц, осужденных военными трибуналами) так, что мирные жители толпами нападали на военные объекты, убивали солдат и офицеров, взрывали мосты и дороги в прифронтовой полосе - и вот поэтому-то властям пришлось бороться с разгулом "пугачевщины" при помощи скорых на расправу военных трибуналов. Но все было совсем по другому.
В первый же день "неожиданно и внезапно" начавшейся войны был подписан многостраничный (т.е. явно заранее составленный, обсужденный и утвержденный Хозяином) Указ Президиума ВС СССР, в соответствии с которым в ведение военных трибуналов передавались:
- вся огромная, в 14 пунктов, 58-я статья (т.е. вся мыслимая и немыслимая "контрреволюционная деятельность")
- Закон от 7 августа 1932 ("закон о трех колосках")
- ст. 73 ("сопротивление представителям власти")
Затем в ведение военных трибуналов передали "распространение ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения" (по Указу от 6 июля), "самовольный уход с работы работников военных предприятий" (по Указу от 26 декабря 1941 г.). Более того, разрешалось "передавать на рассмотрение военных трибуналов дела о спекуляции, злостном хулиганстве и иных преступлениях". (стр. 28, 29, 63)
Да, в соответствии с Указом Президиума ВС СССР все эти нормы действовали лишь в "местностях, объявленных на военном положении", но очень скоро такой местностью стала большая часть не оккупированной противником Европейской территории СССР. Но и это еще не все. 17 ноября 1941 г. совершенно секретным Постановлением ГКО № 903 Особому Совещанию НКВД СССР было предоставлено право "по возникающим в органах НКВД делам (какая фантастическая по откровенности формулировка!) о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР, предусмотренных (далее длинный перечень статей и пунктов УК) выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела. Решения Особого Совещания считать окончательными". (стр. 70)
Это означает следующее. Дела, как верно отметил подписавший Постановление № 903 тов. Сталин, возникали в органах НКВД. Проведя известными методами "следствие" и полностью изобличив противника "порядка управления СССР", НКВД - по общему старому правилу - должно было передать преступника в руки суда (военного трибунала), каковой суд и должен был, опираясь на Закон и внутреннее судейское убеждение, решить: помочь ли славным чекистам в их беззаветной борьбе с гидрой контрреволюции, или же ставить палки в колеса (примерно так вела себя средневековая инквизиция, которая, как известно, никого не казнила, а только "расследовала" прискорбные случаи связи с дьяволом; вынесение же приговора о казни "без пролития крови", т.е. сожжении заживо, брала на себя светская власть). Постановление № 903 позволяло чекистам "пустить в расход", "шлепнуть", "дать вышку", даже не обременяя себя перепиской с военным трибуналом. Что могло быть особенно полезно в тех случаях, когда "дело" было шито совершенно белыми нитками и даже от послушных военных судей можно было ожидать легкое взбрыкивание…
Так вот, и в указанную выше цифру (2,5 млн. осужденных), и в те, которые будут названы далее, результаты ударной работы Особого Совещания НКВД не вошли! Два с половиной миллиона (численность взрослого мужского населения таких европейских стран, как Дания, Ирландия, Швейцария, Финляндия) осужденных - это только по линии военных трибуналов.
К высшей мере наказания было приговорено 217.080 человек. (стр. 736) В большинстве случаев казнь осуществлялась в форме расстрела, но 19 апреля 1943 г. был принят Указ Президиума ВС СССР, в соответствии с которым "немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях гражданского населения", полагалось вешать, причем вешать публично, дабы "такими мероприятиями наглядно удовлетворялось справедливое чувство мести". (стр. 624) Прочитав про "фашистских злодеев", всякий соотечественник ВС СССР сразу же представит себе зверскую рожу карателя в черной эсэсовской форме… Да только карателя еще поймать надо - первым, кого повесили по новому Указу, оказался рядовой 472-го стрелкового полка, задержанный при попытке перейти линию фронта с немецкой "листовкой-пропуском". Пришлось Главному управлению военных трибуналов отправить на места специальную инструкцию с напоминанием о том, что вешать надо не всех осужденных, а лишь "злодеев". Например таких:
"Интересные воспоминания оставил известный юрист, профессор З.Черниловский, который в годы войны был помощником военного прокурора 43-й Армии. Он писал: "Запомнился мне судебный процесс в Демидове, что в Смоленской области. Здесь были схвачены и арестованы не успевшие ретироваться гестаповские агенты… один лет 25-30, другой совсем еще мальчишка. Мерой наказания служила смертная казнь через повешение… Оба обвиняемые, уже прошедшие через следственный механизм тех лет, давали свои показания с потрясающей откровенностью… Свидетели, главным образом женщины, робко и стараясь не смотреть на палачей, загубивших близких им людей, сообщали суду страшные подробности. Волнение мешало им, и они замолкали на полуслове…" (стр. 628)
Даже и без специальных пояснений ясно - это писал видный советский юрист, профессор советского права. Только такой "блюститель закона" мог бы с циничной откровенностью говорить про "следственный механизм тех лет", через который прошел мальчишка-злодей и даже не задуматься о том, почему свидетели боялись взглянуть в глаза обреченным и "замолкали на полуслове"… Те, кто "пройдя через следственный механизм", до приговора не дожили, в указанную выше цифру - 217 тысяч казненных - не вошли. Не вошли в нее и убитые заградотрядами, погибшие в самоубийственных атаках "штрафники"; наконец, не учтены тут и те тысячи и тысячи военнослужащих, которые были расстреляны без суда и следствия на поле боя.
Исходным юридическим обоснованием для бессудных расстрелов стал знаменитый приказ Ставки № 270 от 16 августа 1941 г. (хотя в реальности стрелять начали буквально с первых же дней войны). В этом уникальном, едва ли имеющем аналог в военной истории приказе подчиненным было вменено в обязанность (!!!) "уничтожать" перетрусивших командиров ("обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен - уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными"). Разумеется, не был забыт в Приказе № 270 и нормальный порядок воинской подчиненности: "Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава".
Не отставали от Верховного Главнокомандующего и его генералы. В годы "ранней перестройки" в печати появились (к сожалению - без какой-либо ссылки на архивные фонды) тексты весьма кровожадных приказов будущего маршала Жукова. В книге В. Звягинцева, уже с конкретными ссылками на фонды ЦАМО, приводится, например, приказ командующего Западного фронта Жукова, в котором перед командованием 5-й Армии ставилась задача "безжалостно расстрелять виновных, не останавливаясь перед полным уничтожением всех бросивших фронт". Через несколько дней, 13 октября 1941 г. за подписью заместителя начальника штаба Западного фронта вышел очередной приказ, в котором всему комсоставу, до командира отделения включительно, объявлялось, что "все отошедшие без письменного приказа Военсовета фронта и армии подлежат расстрелу". (стр. 136)
Не подвергая ни малейшему сомнению тот тезис, что без подобных приказов Москву ждала бы участь Смоленска, Киева, Харькова и.т.д., стоит отметить, что однажды взращенная привычка к бессудным убийствам распространилась очень далеко:
"Командир химроты 335-й стрелковой дивизии старший лейтенант Корсункин, следуя на машине в нетрезвом состоянии, потребовал от шофера Макарова передать ему руль. После того, как Макаров отказался это сделать, Корсункин пытался применить к нему личное оружие, но при помощи следовавших в этой же машине граждан Устименко и Филиппова был обезврежен. По прибытии в роту Корсункин по боевой тревоге построил роту, приказал зарядить винтовки, поставив Макарова, Устинова и Филиппова перед строем для расстрела. Корсункин выстрелом из револьвера "наган" ранил Макарова. Устименко и Филиппов стали просить о пощаде, и он их отпустил". (стр. 144) Эта безобразная сцена произошла в частях Дальневосточного фронта, то есть за многие тысячи километров до ближайшего "поля боя".
Старший лейтенант Корсункин за свое самоуправство "осужден военным трибуналом к длительному сроку лишения свободы". Начальники в больших званиях часто отделывались сугубо символическим наказанием. Командир 18-го стрелкового корпуса генерал-майор Афонин застрелил подчиненного ему начальника разведки 237-й дивизии майора Андреева "за пререкания". Наказание - выговор и отмена присвоения очередного воинского звания. (стр. 146) Командир 99-й стрелковой дивизии генерал-майор Сараев, за несколько месяцев до окончания войны, "проявив горячность и не разобравшись в обстановке" расстрелял двух красноармейцев. Генералу "объявлено порицание". (стр. 147) Генерал-майор Власенко, исполняя обязанности командира 259-й стрелковой дивизии, 16 апреля 1944 г. "отдал незаконное приказание, по которому был расстрелян без суда и следствия майор Киселев". Генерала сняли с должности и отправили командовать другой дивизией, 113-й. Там он "не разобравшись в том, кто виноват в задержке движения колонны", выстрелил в капитана Носовенко и тяжело ранил его. Наказание - пять лет лишения свободы условно (с отсрочкой исполнения приговора).
Применительно к делам упомянутых выше генералов нам остается лишь догадываться - в каком состоянии они находились в момент совершения убийств и чем объяснялась их "горячность". Во множестве других случаев все названо прямым текстом: "Начальник штаба полка майор Авдеев в состоянии опьянения превысил свои права и незаконно расстрелял старшего сержанта Навака. В результате произведенного выстрела Навак получил тяжелое ранение в голову. За попытку присутствующих при этом красноармейца Виноградова и старшины Чистилина оказать помощь раненому майор Авдеев пригрозил им расстрелом и приказал выбросить раненого Навака из машины на снег, а поставленному часовому - пристрелить Навака, если тот поднимется. Спустя короткое время Навак попытался подняться и в соответствии с приказанием Авдеева был добит часовым". (стр. 144)
Кстати, о часовых. После того, как ценою крови миллионов солдат фронт неукротимо покатился на запад, кураж начальников - сытых, пьяных, с избытком обеспеченных американской жратвой, русской водкой и бабами - дошел до того, что заместитель наркома обороны СССР маршал Василевский в августе 1943 г. был вынужден выпустить специальный приказ по фактам "невыполнения командирами законных требований служебных нарядов КПП о проверке документов". В приказе, в частности, отмечалось: "4.2.43 начальник штаба 5-го мехкорпуса полковник Шапошников избил старшего КПП 287 сп НКВД младшего сержанта Зотова, пытавшегося проверить у него документы". (стр. 142) Нападение на часового - тягчайшее преступление, которое надо было бы пресечь силой оружия, однако полковник Шапошников отделался лишь "наложением дисциплинарного взыскания". Начальник штаба 203-й стрелковой дивизии полковник Сивицкий пошел еще дальше - он застрелил старшего служебного наряда старшину Гуркина за то, что старшина осмелился задержать инженера дивизии капитана Котова, разъезжавшего на автомашине без документов. (стр. 143) Наказание за самоуправное убийство - пять лет лишения свободы…
Из 217 тысяч казненных 135 тысяч (10 дивизий) - это военнослужащие, 82 тысячи - гражданские лица. Главным образом "контрреволюционеры" (ст. 58 УК РСФСР), т.к. за кражу ведра колхозной картошки или опоздание на работу гражданских все ж таки не расстреливали, а сажали. Чрезвычайно показательна и временная динамика "борьбы с контрой": в 1941 г. за "контрреволюционные преступления" осуждено (по всем видам наказания, не только расстрелам) всего лишь 29 тыс. человек, 112 тыс. - в 1942 г., 96 и 99 тыс. - в 43 и 44. А вот в победном 1945 г. внезапный "рекорд" - 135 тыс. осужденных контрреволюционеров! (стр. 736) У меня есть только одно объяснение этому феномену: вооруженные мужики возвращались с фронта, а тов. Сталин вовсе не желал увидеть "Сенатскую площадь-2". Поэтому в 45-м начали усиленно сажать и стрелять за малейшие признаки вольнодумства - работали, так сказать, на опережение.
Столь же выразительна и динамика роста числа осужденных за "измену Родине" (ст. 58-1б). В 1941 году, когда реальных изменников было "пруд пруди", осуждено 8.976 человек, в 1942 - уже 45.050, в 1943 - 52.757, в 1944 г. - 69.895. (стр. 558) Чем ближе к победе, тем больше желающих изменить Родине и перейти на сторону гибнущей Германии? Сам В. Звягинцев для объяснения этого парадокса высказывает следующую (на мой взгляд - вполне правдоподобную) гипотезу: руководителю созданного в апреле 1943 г. СМЕРШа тов. Абакумову нужны были громкие дела, нужно было изобилие "изменников", наличие которых обеспечило бы политическую значимость СМЕРШа и рост авторитета его начальника.
Динамика числа вынесенных приговоров по "воинским преступлениям" другая. По годам войны осуждено, соответственно, 117, 299, 218, 88, 69 тыс. человек. Но и здесь, как видим, абсолютным "чемпионом" по числу приговоров стал вовсе не 41-й, а 42-й год. Даже в 1943 году, традиционно оцениваемом, как год "великого стратегического перелома", среднемесячное число осужденных за воинские преступления почти не отличается от показателя катастрофического 41-го (18 и 19,5 тыс. в месяц).
В замечательной работе В.Звягинцева приведено и множество конкретных эпизодов и "дел". Главное, что бросается в глаза - это вопиющий произвол. Произвол не в смысле "жестокая расправа", а как совершенно произвольное толкование законов и приказов, ничем, кроме сиюминутной конъюнктуры, не объяснимый выбор казней или милостей. Из множества фрагментов складывается очень яркая картина того, как служители "военной Фемиды", мучительно напрягая зрение, обоняние и слух, пытались отследить малейшие движения указующего начальственного перста.
Вот, например, утверждается, что в октябре 1941 г. "по приведенным военной прокуратурой данным из 438 предприятий Москвы сбежало 779 руководящих работников…Из 1-го Московского медиинститута бежали, захватив с собой 76 тыс. рублей государственных денег, директор института П., его заместители В. и Л., другие руководители… Директор Краснопресненского райпищеторга К, его заместитель В. и главный бухгалтер Г. с группой работников захватили две грузовые машины, принадлежащие торгу, захватили крупную сумму денег и на большую сумму продуктов и дезертировали 17 октября с.г…" (стр. 201)
Простите, что значит "дезертировали"? А что в этот момент, 16-17 октября 1941 г. делали десятки тысяч других государственных чиновников? Почему перемещение из Москвы в Куйбышев правительства, большинства наркоматов (включая наркомюст и Генеральную прокуратуру), аппарата ЦК ВКП(б), Исполкома Коминтерна - это "эвакуация", а злосчастный директор мединститута "из Москвы сбежал"? И что же сделал директор торга - героически спас для страны вверенные ему материальные ценности или "захватил две грузовые машины"? К слову говоря, Постановление ГКО от 19 октября 1941 г., в соответствии с которым в Москве с 20 октября вводилось "осадное положение" (не предусмотренное, кстати, никакими правовыми актами), не содержало в себе ни единого слова о том, что эвакуация людей и предприятий из столицы запрещена/прекращена…
20 ноября 1942 г. в Баренцевом море во время сильнейшего шторма развалился на части (оторвалась кормовая часть, переломились гребные валы) и затонул эсминец "Сокрушительный". С тонущего корабля удалось снять 191 члена экипажа, 38 моряков погибли. Командир корабля и его заместители покинули тонущий корабль и не самыми первыми, но и не самыми последними. Военный трибунал приговорил командира корабля и командира БЧ-2 к расстрелу, старпому и замполиту дали по 10 лет лагерей, еще трех морских офицеров отправили на берег, в штафной батальон. (стр. 268) Вот так. Жестко. Чтобы все твердо усвоили- в соответствии с корабельным Уставом командир покидает тонущий корабль последним.
30 июня 1942 г. командующий Черноморского флота адмирал Ф. Октябрьский с группой руководящих товарищей улетел из осажденного Севастополя на самолете, еще несколько сот военных и партийных начальников, по утвержденному списку, вывезли на подводной лодке. Все остальные, включая раненых (по различным оценкам их было от 5 до 15 тыс.), были брошены на произвол противника, попали в плен или погибли. Адмирала чуть-чуть поругали, отправили командовать Амурской флотилией, затем снова вернули на Черноморский флот. После войны Ф.Октябрьский стал ГСС, почетным гражданином г. Севастополь (это не шутка). В 2009 г. в Севастополе воздвигнут памятник герою.
В первые дни войны на пути 2-й Танковой Группы под командованием Г.Гудериана - главной ударной силы вермахта на Восточном фронте - оказалась 4-й Армия Западного фронта, малочисленная и, что особенно странно, единственная из общевойсковых армий первого эшелона, в оперативное подчинение которой не была передана противотанковая артбригада РГК. Армия была разбита наголову и за 10 дней откатилась от Бреста на Буге до Рогачева на Днепре. Виновным в поражении был признан командующий 4-й Армии генерал-майор Коробков. Его судили (вместе с командующим Западного фронта генералом армии Павловым) 22 июля 1941 г. и в ту же ночь расстреляли. Ни прежние заслуги генерала, ни несомненный факт количественного и качественного превосходства противника в полосе обороны 4-й Армии, ни просьба осужденного позволить ему искупить вину рядовым на фронте - ничего не было принято во внимание. Расстреляли. Это война. Сантименты тут не уместны.
Но если командующий так страшно и непоправимо виноват, то как же мог быть признан абсолютно невиновным второй после командарма воинский начальник - начштаба полковник Сандалов? Его подпись стоит на каждом приказе рядом с подписью Коробкова. И отступали (бежали) от границы к Днепру они с Коробковым вместе, и армию к войне они готовили/не готовили вместе... Однако начальнику штаба 4-й Армии даже выговора не объявили!
Все, кто писал о трагической судьбе генерала Коробкова (в том числе и В. Звягинцев) единодушно объясняют все произошедшее просто - от Хозяина поступила разнарядка на отстрел: "генерал, командующий армии, трус-предатель, одна штука". Почему генерала нашли на Западном фронте - понятно (именно там отступление советских войск было самым глубоким); почему арестовали именно командующего 4-й Армии - еще понятнее: он-то со своим штабом вышел из окружения, а командиры разбитых в том же темпе 3-й и 10-й Армий в это время еще блуждали по лесам Белоруссии. А вот про начштаба армии разнарядки не было - и поэтому Сандалов уцелел.
Еще более диковинная ситуация сложилась на соседнем, Северо-Западном фронте. Фронт был разгромлен ничуть не менее быстро и безоговорочно, нежели Западный; фронт не смог организовать устойчивую оборону на двух мощнейших естественных рубежах - реках Неман и Западная Двина (Даугава) в их нижнем течении; разбитые войска С-З.ф. бежали с таким темпом, что на начальника Генерального штаба вермахта Ф.Гальдера эта "передислокация" произвела впечатление преднамеренного, политически мотивированного отвода советских войск из оккупированной в 1940 г. Прибалтики… За это позорище кто-то должен был ответить. Отвечать назначили начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Кленова: в начале июля 41-го его арестовали, долго держали под "следствием" и лишь 13 февраля 1942 г. приговорили к расстрелу.
А что же самый главный на Северо-Западном фронте начальник, командующий фронта генерал-полковник Ф.И.Кузнецов? А ничего страшного. Ф.И. Кузнецова даже в звании не понизили, зато дали покомандовать следующим, Центральным фронтом. Полная катастрофа, за 40 дней фронт просто исчез. Затем Ф.И.Кузнецов все в том же высоком звании отправляется командовать 51-й Отдельной армией в Крыму. Результат известен; многие командиры высокого ранга, причастные к крымской катастрофе, идут под трибунал, а Ф.И. Кузнецов, благополучно пережив третий за полгода разгром вверенных ему войск, назначается заместителем командующего важнейшего Западного фронта. Лишь в феврале 1942 г. он, наконец-то, покидает Действующую армию и приступает к непыльной работе… начальника военной академии Генштаба! А еще говорят, что "при Сталине так строго было…"
В начале войны в районе Брест-Кобрин дислоцировались 14-й мехкорпус и 42-я стрелковая дивизия. После первых артиллерийских залпов командира дивизии генерал-майора Лазаренко разыскать не удалось - он, как выяснилось позднее, выехал в тыл, в штаб корпуса "для доклада обстановки". Запертые в "мышеловке" Брестской крепости бойцы 42-й стрелковой дивизии погибли или попали в плен к врагу. Командир 14-го мехкорпуса генерал-майор Оборин тоже "выехал в штаб фронта для доклада", однако произошло это 25 июня, после того, как танки 14 МК (действительно устаревшие Т-26) сгорели во встречном бою с отборными танковыми частями Гудериана, а сам Оборин был в том бою ранен.
Оборина арестовали и 13 августа 1941 г. приговорили к расстрелу. (стр. 82) Генерала Лазаренко тоже арестовали, и тоже судили, и 17 сентября 1941 г. приговорили к расстрелу, но к тому времени времена уже изменились: Сталин временно притормозил отстрел своих генералов (возможно потому, что успел уже оценить количество генералов, добровольно сдавшихся немцам в плен). 29 сентября 1941 г. Президиум ВС СССР заменил расстрел 10-ю годами лагерей, а 21 сентября 1942 г. Лазаренко и вовсе был освобожден из заключения, восстановлен в прежнем воинском звании и направлен командовать дивизией на фронт. Последнюю точку в этой странной истории поставила сама война: 26 июня 1944 г. генерал-майор Лазаренко погиб в бою. (стр. 87) Правды ради надо все же отметить, что семья генерала Лазаренко стала семьей погибшего Героя Советского Союза (со всем, что к этому прилагалось), а семья расстрелянного генерала Оборина вплоть до января 1957 г. числилась семьей "изменника Родины" (также со всем, что к этому "титулу" прилагалось…)
И последнее. Все познается в сравнении. В сравнении с тем, что в многомиллионном вермахте за пять лет войны, с 1 сентября 1939 г. по 1 сентября 1944 г., расстреляли всего 7810 человек - в 17 раз меньше, чем одни только военные трибуналы расстреляли в Красной Армии - карательная практика советской военной Фемиды выглядит чудовищной. В сравнении же с тем, что всего за два года Большого Террора (1937-1938) было расстреляно 680 тыс. человек, и еще 115 тысяч погибли под пытками во время "следствия" или умерли в тюрьмах и лагерях, эпоха войны смотрится какой-то "оттепелью", просто таки разгулом вседозволенности и вольномыслия…
