24.04.10
Сталин и война
Мы говорим: "Сталин", подразумеваем - "Победа"; мы говорим: "Победа", подразумеваем - "Сталин". Увы, это не преувеличение. В декабре 2009 г. я имел неосторожность оказаться участником "ток-шоу" на телеканале НТВ, приуроченного к очередному юбилею "великого вождя". Мнения участников, как и следовало ожидать, полярно разделились, но даже те, кто товарища Сталина изрядно недолюбливает, начинали со слов: "Да, конечно, имя Сталина неразрывно связано с нашей Великой Победой…"
Что можно против этого возразить? Ничего нельзя. Также, как из разложенных на столе узлов автомата Калашникова нельзя собрать ничего другого, кроме автомата. В рамках той логики, той картины мира, в которой 22 июня 1941 г. произошло некое стихийное бедствие - вроде разрушительного землетрясения или падения "тунгусского метеорита", а в результате созданных этим стихийным бедствием обстоятельств непреодолимой силы армия иноземных захватчиков внезапно оказалась у берегов Волхова, Волги и Терека, товарищ Сталин предстает подлинным Спасителем Отечества. Жалкий лепет по поводу "цены победы" выглядит на этом фоне, воистину, убогим и жалким. Дорого? Поражение обошлось бы дешевле?
Все меняется, если приложить некоторое интеллектуальное усилие и вспомнить о том, что история мира, Европы, России, СССР, да и история самой Второй мировой войны, начались не 22 июня 1941 г., а гораздо раньше. И уж совсем ничего не остается от привычно повторяемых благоглупостей, стоит лишь задать себе простой вопрос: "А с каких это пор мудрость государственного руководителя стала измеряться умением "изгнать неприятеля с родной земли"? С очень и очень большой натяжкой подобным образом можно обозначить задачу военачальника - впрочем, и Устав, и здравый смысл подсказывают, что Вооруженные силы должны предотвратить возможное вторжение и разгромить противника на его территории, отнюдь не допуская превращения собственной страны в сплошное пепелище.
"Война - плохой бизнес. Даже победитель должен понести столь огромные затраты до, во время и после войны, что становится намного дешевле достигнуть своих целей в мирное время". Не буду смущать читателя указанием автора этих слов; в любом случае, с ними трудно не согласиться. Государство, правительство, политический лидер обязаны обеспечить безопасность страны, неприкосновенность ее границ, мир и спокойствие для своих граждан. В умении решить эту задачу мирными средствами, без стрельбы и пролития крови, как раз и проявляется подлинная государственная мудрость.
С таких позицией становится очевидным, что европейские лидеры 30-х годов - все без исключения, не один только Сталин - со своей первейшей обязанностью не справились. В этом смысле все они заслужили жирную "двойку". Разница лишь в том, что никому в современной Франции или Англии не придет в голову объявить национальным героем Деладье или Чемберлена - эти имена стали символом национального позора. Впрочем, и "двойки", и ошибки бывают разными; недопустимым лицемерием будет утверждение о том, что лидеры демократических стран Запада и Сталин несут равную ответственность за возникновение общеевропейской (а затем и мировой) войны.
Деладье и Чемберлен стремились сохранить мир в Европе. В сентябре 1938 г. в Мюнхене они предприняли глупую (потому как уступки только разжигали аппетит Гитлера), трусливую (обладая значительной военной мощью, они могли диктовать свои условия, а не соглашаться на наглые требования нацистов) и подлую (расплачиваться они собирались территорией и безопасностью Чехословакии) попытку предотвратить возникновение войны. Менее, чем через год, их глупость и трусость были "вознаграждены" по достоинству. "Ошибки" (в данном случае кавычки будут вполне уместны) Сталина были совершенно другого свойства. Строго говоря, Сталин-то как раз добился своего - он всеми силами стремился к войне, подталкивал ее, как только мог, и большая война в Европе разгорелась.
Известный психологический феномен заключается в том, что событие произошедшее начинает восприниматься, как единственно возможное. Мы знаем, что Вторая мировая война состоялась; это знание чрезвычайно мешает в понимании того, что на рубеже 20-30 г.г. такая война могла показаться чем-то совершенно невозможным. Кому и с кем было воевать? Кто, в частности, мог угрожать Советскому Союзу?
В центре Европы находилась разоренная войной и поражением Германия; по условиям Версальского договора ей запрещалось иметь военную авиацию, танки, тяжелую артиллерию, подводный флот. Численность сухопутной армии была ограничена 10 дивизиями (по численности личного состава скорее соответствующими тому, что называется "пехотная бригада"), на вооружении которых запрещалось иметь артиллерию калибра более 105-мм. Даже число снарядов на одно орудие было ограничено 1000 выстрелов; такая "армия" могло лишь решать задачи подавления внутренних беспорядков, в войне же с внешним противником ей бы пришлось капитулировать через 10-15 дней - хотя бы по причине полного израсходования боеприпасов.
К западу от Германии (т.е. еще дальше от СССР) находилась тяжело травмированная психологически Франция. Огромный жертвы, понесенные французской армией в годы Первой мировой войны, сформировали в обществе стойкие пацифистские настроения ("никогда больше"); военный бюджет страны тратился, главным образом, на сооружение "великой французской стены" (цепи укрепрайонов "линии Мажино"). Военная стратегия Великобритании по прежнему основывалась на идее использовании "удавки" морской блокады. Применительно к Германии, которая импортировала продовольствие, половину потребляемой железной руды, почти всю нефть и руду цветных металлов, это был действенный инструмент давления; для Советского Союза, с его колоссальными сырьевыми ресурсами, заморский импорт никогда не был критичным.
Непосредственными соседями СССР на западе были четыре страны: Эстония, Латвия, Польша, Румыния. Единственным заслуживающим упоминания потенциальным военным противником могла считаться лишь новоявленная Вторая Речь Посполитая; впрочем, эта страна, в пять раз уступавшая Советскому Союзу по численности населения, раздираемая острым межнациональным конфликтом, уже к середине 30-х годов безнадежно уступала по своему военному потенциалу Красной Армии. Вот такой была в реальности ситуация с "вражеским окружением" и "бряцающим оружием международным империализмом". Легко ли было в такой обстановке разжечь пожар европейской войны? Но большевики и не искали легких путей…
В 1932 году (Гитлер тогда еще только кричал на митингах) начальник Главного штаба Красной Армии, будущий маршал А.И. Егоров подготовил доклад, в котором, кроме всего прочего, ставилась задача обеспечить развертывание советских ВВС в составе 32 тыс. самолетов, в том числе - 8 тыс. тяжелых и 9,5 тыс. легких бомбардировщиков. Это для чего? Для обороны от гипотетически возможной коалиции Франции, Польши и Румынии, на вооружении которых в тот момент не было и одной двадцатой от такого феерического парка бомбардировщиков? В то время, когда "французские империалисты" зарывали военный бюджет в подземные бетонные казематы, а германский рейхсвер проводил полевые учения с фанерными макетами танков, в советских штабах разрабатывалась теория "глубокой наступательной операции". И не только теория, создавался соответствующий этой задаче инструмент - колоссальные по численности танковые войска.
Уже в 1932 году было принято Наставление “Вождение в бой самостоятельных механизированных соединений”, а к концу 1935 года в составе РККА было 4 мехкорпуса и 18 отдельных танковых бригад. В следующем, 1936 г. году число танковых бригад выросло до 30. И вооружались они, разумеется, не фанерными макетами. По состоянию на 1 января 1934 г. советский танковый парк составлял 7.574 машины. Три года спустя, к 1 января 1937 г., мирный созидательный труд советского народа увеличил количество танков в Красной Армии до 17.280 единиц. Даже после того, как ведущие европейские державы опомнились от "пацифистской спячки", летом 1939 года Красная Армия по числу танков (и это - не считая пулеметные танкетки Т-27 и легкие плавающие Т-37/38 ) в два раза превосходила армии Германии, Франции и Англии вместе взятые.
Строго говоря, уже одни эти грандиозные военные приготовления СССР становились фактором, опасно дестабилизирующим обстановку в Европе. И если бы только "одни эти"… Судороги военного психоза, отчетливо видимые даже с дальнего расстояния, сотрясали Страну Советов. Никаких "плащей и кинжалов", никаких "секретных пакетов" не требовалось правительствам Запада для того, чтобы услышать слова бодрой красноармейской песни: "Мы разжигаем пожар мировой / Церкви и тюрьмы сравняем с землей". В обычном газетном киоске можно было купить журнал "Красная Новь" (№1, 1921 г.), в котором будущий Председатель Реввоенсовета СССР М.В. Фрунзе писал: "Границы возможного грядущего фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка Старого света". На весь мир, с трибуны Мавзолея нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов 1 мая 1939 г. заявил: "Советский народ не только умеет, но и, можно сказать, любит воевать". За несколько копеек любой шпион мог купить билет в кино и наслаждаться просмотром советского фильма "Великий гражданин", главный герой которого (его прообразом был С.М. Киров) говорит: "Лет через двадцать, после хорошей войны, выйти да взглянуть на Советский Союз республик эдак из тридцати, сорока…" И уж совсем бесплатно можно было разглядывать советский герб, в изображении которого серп и молот накрывали ВЕСЬ земной шар.
Ничуть не скрываясь, наоборот - громко заявляя о том, что "всемирный пролетарский штаб находится в Москве", работал Коминтерн; компартии, действующие во многих странах Европы вполне легально, откровенно называли себя "секциями" этой наднациональной организации. Наконец, неподдельный страх вызывали у западного обывателя приходившие с Востока слухи о массовых внесудебных репрессиях, концлагерях, голодоморе, расстрелах и пытках. Нет, конечно, поверить в реальность подобных ужасов серьезные положительные люди (особенно - из числа т.н. "прогрессивной интеллигенции") не могли, но определенное настроение эти "слухи" создавали. То самое "настроение", в силу которого ведущие политические лидеры Запада заметались в западне между почти физическим отвращением к Гитлеру и нацистам - с одной стороны, и желанием создать хоть какой-то барьер на пути неотвратимого наступления Сталина - с другой.
Можно и нужно обсуждать вопрос о том, в какой мере директивы Коминтерна (т.е. приказы Сталина), нацелившие немецкую компартию на борьбу против социал-демократов, проложили Гитлеру дорогу к власти; очень много неясного остается в истории "миссии Канделаки", т.е. предпринятой в 36 - начале 37 г.г. первой попытки заключить политический союз с гитлеровской Германией; отнюдь не однозначной была и позиция Москвы в момент "мюнхенского кризиса" осенью 1938 г. В любом случае, независимо от того, в какой именно момент истории Сталин сделал окончательную ставку на Гитлера, он (Сталин) вполне оценил возможности, открывшиеся после того, как абсолютную власть в Германии захватил агрессивный параноик. Оценил и использовал сполна.
О событиях лета 1939 года написано и сказано уже очень много (благо, и прошлый год был "юбилейным"). Конечный вывод сомнений не вызывает - трудно найти в долгой политической биографии Сталина пример другого, столь же масштабного, быстрого и ошеломляющего успеха. Одним коротким ударом Сталин перемешал все фигуры на общеевропейском поле и оставил англо-французский блок (руководители которого к тому моменту уже успели дать Польше официальные гарантии военной помощи!) один на один с берлинским диктатором. "Совсем неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии)… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались" - такими словами 7 сентября 1939 г., через неделю после начала долгожданной европейской войны, товарищ Сталин разъяснял задачи момента лидеру Коминтерна Г. Димитрову.
Как пишет в своих мемуарах Н.С. Хрущев: "Он буквально ходил гоголем, задравши нос, и буквально говорил: "Надул Гитлера! Надул Гитлера!" Увы, грандиозный успех вскружил голову товарищу Сталину. И уже с осени 39-го он начинает совершать одну ошибку за другой.
Развязанная им едва ли не из одного только упрямства ("пора обуздать ничтожную блоху, которая прыгает и кривляется у наших границ", как писала в те дни газета "Правда") "маленькая победоносная война" с Финляндией привела к тяжелейшему политическому поражению. Советский Союз был исключен из Лиги Наций, президент США Рузвельт распространил на СССР действие т.н. "морального эмбарго" (запрет на продажу авиационной техники и технологий странам-агрессорам). Взаимоотношения с будущими союзниками по антигитлеровской коалиции Сталин умудрился довести до такой точки кипения, когда в англо-французских штабах рассматривались планы бомбовых ударов по нефтепромыслам Баку, а злосчастную "зимнюю войну" пришлось остановить в тот момент, когда первый эшелон направляемого на помощь финнам экспедиционного корпуса союзников уже грузился на корабли.
Дальше - больше (т.е. гораздо хуже). В июне 40-го года вместо того, чтобы спасать остатки французского фронта от окончательного краха, Сталин занялся мелким мародерством в Прибалтике и Бесарабии (падение Парижа и предъявление советского ультиматума правительству Литвы произошли в один и тот же день, 14 июня). Сталинское руководство оказалось совершенно неспособным оценить и должным образом отреагировать на радикальное изменение военно-политической ситуации, произошедшее летом 1940 г. Западный (по отношению к Германии) фронт, тот самый "второй фронт в Европе", об открытии которого Сталину предстоит в дальнейшем долго упрашивать союзников, был потерян безо всякого противодействия со стороны СССР. Более того - потерян с восторгом! Беседуя 13 июня 1940 г. с послом фашистской Италии А. Россо, глава советского правительства Молотов заявил: "После серьезных ударов, полученных Англией и Францией, не только их сила, но и престиж упали, и господство этих стран идет к концу. Следует полагать, что голоса Германии и Италии, а также и Советского Союза, будут более слышны, чем хотя бы год тому назад".
К роковому июню 1941 года Сталин привел страну в состоянии полной международной изоляции (единственным союзником могла считаться Монголия). При попустительстве (если не при прямой поддержке) со стороны СССР Гитлер смог установить контроль над промышленными и сырьевыми ресурсами большей части континентальной Европы и развернуть сухопутную армию в составе более 200 дивизий. Маленькая, но недобитая до конца Финляндия, благодаря поставкам вооружения из Германии и огромному, никем из участников мировой войны не превзойденному мобилизационного напряжению, смогла сформировать 16 дивизий, которые позднее нанесли сокрушительное поражение войскам Красной Армии и замкнули с севера кольцо сухопутной блокады Ленинграда.
Отношения с единственной реально воюющей против Германии страной (Англией) были доведены до такого состояния, что посол Криппс несколько месяцев безуспешно добивался встречи с наркомом иностранных дел СССР. Убедившись в тщетности своих попыток, Криппс через Вышинского (на тот момент - заместителя Молотова по НКИД) передал 18 апреля 1941 г. письменное заявление, в котором, в частности, было сказано:
"Правительство Великобритании все еще видит себя вынужденным рассматривать Советский Союз в качестве главного источника снабжения Германии… В свете изложенных выше соображений у меня есть желание спросить, заинтересовано ли ныне Советское правительство в проведении в жизнь немедленного улучшения его политических и экономических отношений с правительством Великобритании, или же, наоборот, Советское правительство удовлетворится тем, чтобы эти отношения сохранили свой теперешний вполне отрицательный характер…"
Первый ответ на свой вопрос Криппс получил немедленно ("по вопросу о неприкосновенности и безопасности СССР я сказал Криппсу, что об этом позаботится сам СССР, без помощи советчиков"). После этого с послом Великобритании в Москве вообще перестали разговаривать. 6 июня Криппс был отозван в Лондон "для консультаций с правительством" - на дипломатическом языке это означает последнюю ступень перед разрывом отношений. На момент 22 июня 1941 г. в Москве вовсе не было английского посла (!), а Его Величество короля Георга VI представлял секретарь посольства Баггалей в ранге "временного поверенного в делах".
Провалив все, что только можно было провалить, политический банкрот Сталин довел ситуацию до того, что спасать страну должна была армия. И вот тут-то его ждала самая страшная неожиданность - оказалось, что огромные горы накопленного за десять лет оружия сами по себе являются лишь мертвым металлом. Оказалось, что насмерть запуганные в 37-м году красные генералы профессионально непригодны. Оказалось, что далеко не все красноармейцы благодарны товарищу Сталину за счастливое колхозное детство. Много чего еще пришлось узнать и понять к тому моменту, когда фронт откатился от Бреста до Москвы и Тихвина.
Очень может быть, что никто иной, кроме Сталина, не смог бы заставить воевать эту разваливающуюся на глазах армию. Очень может быть, что никаких других методов, кроме беспощадных массовых расстрелов, заградотрядов, репрессий против родственников сдавшихся в плен командиров, уже не оставалось. Штангенциркуль, которым можно измерить "что было бы, если бы…", еще никто не придумал. Поэтому я готов немедленно, без спора согласиться - да, никто кроме Великого Сталина не смог бы вытащить страну из той ямы, в которую он же её и загнал.
Источник: Опубликовано в газете "Военно-промышленный курьер", 14 апреля 2010 г.
